Но Бен ничего не сказал. Я помню, как в темноте чувствовала, что он не спит, и поэтому тоже не закрывала глаза, на случай если он передумает и все же захочет поговорить или хотя бы поплакать. Но он не заплакал. Ни в ту ночь, ни на следующий день. Не проронил ни слезинки даже на похоронах, где его трогательная надгробная речь заставила разрыдаться всех присутствующих.
Прошло шесть долгих месяцев, пока броня Бена не треснула. Мы стояли в проходе с хлопьями в супермаркете «Фэйрвэй», когда лицо его стало опустошенным и он механически взял со стеллажа коробку пшеничных подушечек. Мне не пришлось спрашивать, о чем Бен думал. Он успел дойти до дома и лечь в спальне, прежде чем до меня донеслись эти странные и страшные звуки подавляемых рыданий взрослого мужчины. Когда Бен спустя долгое время вышел, глаза его были красными, а веки припухшими. Я никогда его таким не видела. Он крепко меня обнял и срывающимся голосом пожаловался: «Черт возьми, мне так его не хватает».
– Не то чтобы я сравнивала наше расставание со смертью Марка, – говорю я, закончив рассказ.
– Понимаю, – кивает Джесс. – Но если вы и вправду расстанетесь, это будет похоже на смерть.
– Ага. Особенно потому, что ни я, ни Бен не желаем «оставаться друзьями с бывшими», – добавляю я. – Если все кончено – значит, все кончено. Я не хочу с ним просто дружить.
Джен тяжело вздыхает и говорит:
– Что ж. Возможно, еще не все потеряно.
– Но мне действительно кажется, что дальше ждать нечего. Просто прикинь. Бену понадобилось полгода на осознание того факта, что Марка больше нет. Ко времени, когда он позволит себе заскучать по мне, будет уже слишком поздно.
Джесс выглядит обеспокоенной, а я думаю о второй причине, почему Бен, наверное, страдает меньше, чем я. Но делиться этой причиной с Джесс не тороплюсь. Я никогда не произносила её вслух и даже не писала в дневнике. Это кое-что, о чем я всегда в какой-то мере знала, но не позволяла себе слишком на этом зацикливаться. До последних событий не было никакого смысла озвучивать это обстоятельство.
А причина вот в чем: я совершенно уверена, что люблю Бена больше, чем он – меня. Я знаю, что он очень меня любит. Знаю, что он любит меня больше, чем любил Николь и всех других. Но мне все равно кажется, что я люблю его больше. Это одна из тех вещей, о которых никогда не знаешь наверняка, потому что нельзя ввести все данные об отношениях в компьютер и заставить его выдать точную числовую оценку. Нельзя количественно измерить любовь, а если попытаться, это, скорее всего, приведет к искажениям из-за различия характеров – ведь общеизвестно, что некоторые люди больше выражают себя в отношениях, проявляют эмоции или показывают, что нуждаются в партнере, а другие скрывают чувства за дымовой завесой. Но за подобными дымовыми завесами скрывается и ответ. Любовь редко, почти никогда не распределяется поровну. Кто-то один всегда любит больше.