Той весной Марта совершила самый непоправимый поступок. Дело было на семинаре фрау Иоганны Хаберер, преподавателя гендерной социологии, то есть социологии полов. Это была женщина лет сорока, но моложавая, стройная, с короткой стрижкой. Феминистка, священник протестантской церкви. Читая лекцию, рассуждая о чем-то или комментируя тему семинара, она неизменно засовывала одну руку в карман брюк, а другой энергично жестикулировала. Хаберер была склонна к самолюбованию и театральности. Свой предмет она целиком преподносила как апофеоз феминизма, постоянно приводя примеры из своей жизни, чего и как она добилась, какие барьеры сумела преодолеть. Так что лекции и семинары неизменно превращались в бенефис фрау Хаберер. Марту это раздражало, но еще больше она не могла терпеть темы хабереровских семинаров, высосанных из пальца, и ее слишком предвзятого отношения к студентам.
После доклада Юлии, девушки из России и местного оболтуса Матиаса Баумгартена все и началось. Матиас как всегда был пустословен и велеречив, свою часть доклада он сочинил едва ли не за ночь, а бедняжка Юлия просидела две недели в библиотеке, что прекрасно знали все. Однако фрау Хаберер, оценивая выступление обоих, похвалила Матиаса за прекрасную «высокую репрезентативность работы», «глубокую транспарентность текста», а Юлии предложила еще поработать над языком. Действительно, у той не совсем все хорошо было с немецким, но она старалась. Наверное, многих на курсе раздражало ее искреннее прилежание. Бедняжка Юлия не понимала, что главным было не знание, ради которого она сидела над книгами дни и ночи, главным была именно пресловутая репрезентативность — то есть умение преподнести свое отношение к преподавателю и предмету. Не зря Баумгартен каждый раз после семинара подходил к Хаберер и восхищался то темой, то мнением да вообще Бог знает чем, что выеденного яйца не стоило. Юлии же это и в голову не приходило, впрочем, как и самой Марте, и многим другим студентам.
Фрау Хаберер предложила высказаться о докладе учащимся. И тут Марту прорвало, она, даже неожиданно для себя, выдала целый монолог о субъективизме, о поверхностности знаний, о предвзятости. Все сидели с каменными лицами, физиономия у Хаберер вытянулась, а на Марту словно нашло вдохновение, никогда она так ясно и четко не выражала свои мысли. Неизвестно, что последовало бы дальше, но на полуфразе Марту прервал звонок, она замолчала. Фрау Хаберер проглотила ком в горле, объявила докладчиков и тему следующего семинара и попрощалась со всеми.
— А Вы, фрау Фишер, пожалуйста, останьтесь, хочу дослушать Ваши мысли. — Когда студенты вышли из класса, она холодно бросила: