Тотчас снова загремели копыта, и неожиданно все впереди стихло.
«Повернули в степь, — облегченно подумал Гришка. — Теперь уйдут».
Вскоре он услышал густую дробь конского бега за спиной. Уварин и Шундеев подъехали почти одновременно!
— Ну что, Ческидов, — спросил есаул. — Где красные?
— Сбегли.
— Стреляли — по тебе?
— По мне.
— Цел?
— Шею ошпарили и рука пробита.
— Дотянешь до Шеломенцевой?
— Доеду, ваше благородие. Саблю велите поднять. Упала.
— Тихон, подними оружие, — распорядился есаул. — Молодец, солдатенок!
— Рад стараться, ваше благородие, — вяло откликнулся Зимних. — Можно ехать?
— Завертай коней! — весело приказал Шундеев. — У леска погодим, я гляну, кого срезали.
У рощицы есаул спешился, подошел к черному недвижному телу и, став на колени, чиркнул спичкой. В ту же секунду задул огонек, резко поднялся и пошел к коню.
В слабом свете спички Шундеев увидел лицо знакомого урядника из Селезянской Прошки Лагутина. Похоже было — пристукнули своего, уж во всяком случае — не красного.
Взявшись за луку седла, есаул выругался про себя и вернулся к убитому.
На ощупь нашел в железно зажатой ладони наган, снял саблю в ножнах, обшарил карманы: в них ничего не было.
Мгновение поколебавшись, Шундеев раз за разом выпустил все патроны из нагана в лицо мертвому. Решив, что теперь уже никто не сумеет его опознать, есаул пошел к коню.
К Шеломенцевой подъехали при первых петухах.
На крыльце разжигала самовар Настя. Увидев конников, спросила:
— Будить Дементия Лукича?
— Не надо, — махнул рукой Шундеев. — Проснется, тогда и потолкуем.
Обернулся к верховым, распорядился:
— Тихон, помоги Ческидову сойти. Да кто-нибудь сбегайте за фершалом, — перевязать казачка.
Шундеев взял Зимних под руку и, держа ее на весу, будто трофей, ввел раненого в горницу. Посадил на скамейку у окна, подмигнул:
— С крещеньем тебя, паря...
Гришка ничего не ответил. В теплом доме его сразу повело в сон, и Зимних хлопал ресницами, силясь не свалиться под лавку. Он даже не заметил, как Настя, страдая, глядела на него.
Пришел «фершал», из коновалов-самоучек, разрезал на раненом рукав. Пуля навылет пробила мякоть чуть выше локтя; нижняя рубашка задубела от крови. Лекарь полил на рану немного йода, обмотал ее узкой стираной тряпкой.
— Была бы кость цела, сынок, а мясо нарастет.
— Шею погляди еще, — попросил Зимних. — Жгет.
Лекарь посмотрел, махнул рукой: «Пустое!» — и отправился восвояси.
Вскоре проснулся Миробицкий. Он вышел из боковушки в горницу,спросил:
— Ну, что скажешь, есаул?
К величайшему удивлению Гриши, Шундеев изложил ход «операции» в самых красочных выражениях. Выходило, что стычка была с немалым числом красных и в бою отличился не кто иной, как новый казачонок. Мальчишка оказался дерзок на руку и преследовал коммунистов бок о бок с Шундеевым. Забиячливого конника ранили в упор, однако ж Ческидов самолично добрался до штаба.