— Обойдется, — повторил сотник.
Две пары холодных голубых глаз на одно мгновение скрестились.
— Ладно, — внезапно сказал сотник. — Поезжай, черт с тобой. Узнаешь заодно, как там? Настя, крикни Прохора Зотыча.
Калугина ушла во двор и вскоре вернулась с хозяином заимки.
Миробицкий подошел к рослому старику, сказал сухо:
— Поедешь с Ческидовым в Селезян. Коли не вернешься или вернешься один — сожгу дом. Понял?
Старик кивнул головой:
— Как не понять, ваше благородие.
Первую половину дороги ехали молча. Шеломенцев курил цигарку, зажатую в огромном кулаке, хмуро поглядывал на спутника.
Потом не выдержал:
— И чего тебе, дураку, при мамке не сидится? Иль не жаль ее?
— Невозможно! — сухо отозвался Гриша. — Нельзя, дядя Прохор. Россия погибнет.
— Россия! Жила она народом во-он сколько и до конца ей износу не будет.
— Темный вы, Прохор Зотыч. Никакого политического взгляда на данный момент.
Шеломенцев покосился на Гришу, но промолчал. Некоторое время ехал молча, вдруг остановил коня и, сворачивая новую цигарку, заметил с усмешкой:
— Прям, как дуга, ты, парень — сдается мне.
Зимних спросил холодно:
— Это отчего же, дядя Прохор?
— Да как тебе сказать?.. — не меняя насмешливого тона, ответил Шеломенцев. — Вроде бы и богу молишься, и черту не грубишь.
Закурил, тронул коня.
— Однако кто тебя знает?.. В чужую душу не влезешь...
— Мутно вы говорите, — махнул рукой Гриша. — Неинтересно мне.
Подумал не столько со страхом, сколько с раздражением:
«Неужто перехватил я? Или просто догадывается Прохор Зотыч?».
Вслух сказал:
— Старый вы человек, и не буду я говорить обидные слова.
— А ты говори. Я всякое в жизни слышал.
— Ладно. Чего нам грызться? — примирительно сказал Гриша. — Знакомые в Селезяне есть у вас?
— У меня там все знакомые. К кому едешь?
— К девке.
— А кто она, позволь спросить, твоя зазноба?
— Не скажу — отобьешь еще! — засмеялся Гришка.
— У нее остановишься? — не обращая внимания на глупую шутку, спросил старик.
— Не, у дружка.
— Кто же дружок?
— Вы его, чай, не знаете.
— Скажешь, так буду знать.
Зимних колебался одно мгновение. Скрывать фамилию Петьки не имело смысла. Помня об угрозе Миробицкого, Шеломенцев, надо полагать, теперь не оставит Гришу без досмотра ни на одну минуту.
— Петька Ярушников.
Прохор Зотыч впервые за всю дорогу пристально поглядел на спутника, и в глазах старика мелькнули интерес и любопытство. Но он ничего не сказал.
— У него и остановимся, — с хорошо подчеркнутым безразличием объявил Зимних.
— Ты останавливайся, а мне там делать нечего. У меня свои дела.
Теперь уже Зимних с удивлением взглянул на Шеломенцева.