— Оля!.. Что это значит, Оля?..
— Здравствуй, Алеша. А я уже думала — не придешь… Кстати, ведь вы, кажется, знакомы? — Ольга озорно подтолкнула к нему стоявшего рядом с ней Лунева.
Поздняков едва пожал ему руку.
— Я уезжаю, Алеша. Ты же сам предлагал мне уехать, помнишь? Как видишь, я оказалась послушнее тебя…
Она еще шутит! А может быть, она не на фронт? Только съездит за ранеными?..
— Оля, куда ты едешь?
— Как куда? Куда все…
— Совсем?
— Ну, совсем — это не совсем точно. По крайней мере до конца войны… Яков Петрович… Яшенька, голубчик, я проголодалась, а до ужина еще неизвестно сколько ждать…
— Да-да, конечно… Я понимаю…. Я куплю вам бутербродов!.. — Лунев неожиданно просиял и чуть не бегом бросился к ресторану.
— Так вот, Алеша, ты просил решить. Я решила, Яков Петрович — мой жених… Ну-ну, только без сцены!.. Он будет ждать меня…
— Оля, это неправда!
— Это правда, Алеша! Я не хочу с тобой драться, Алеша, хотя я и офицер, — улыбнулась она своей лучистой улыбкой, — а быть твоей женой — это драться. Я злая, я эгоистка… да и ты эгоист хороший… Я чересчур трудная жена для тебя, Алеша. Давай лучше останемся друзьями…
Поздняков нервно вздохнул.
— Я очень рада, что ты пришел. Я прошу тебя, Алеша, не оставляй няню… совсем одну…
— Но ведь твой жених, Оля… — поймал ее на слове Поздняков.
— Ах, вот что! Конечно, если Яша уедет следом за мной. Но может быть, тебе трудно?..
— Нет, Оля, для тебя мне ничего не трудно.
Они пошли вдоль состава. Алексей осторожно взял ее руку. Протяжный паровозный гудок разорвал душу.
— Оля, может быть, это еще… изменится?
— Что? С Яшей? Никогда!.. — И вдруг резко повернулась к нему, — сказала горячо, с болью: — Алеша, поцелуй меня… в последний раз! — И, не дождавшись, когда Поздняков возьмет ее голову, сама прижалась к нему, целуя глаза, губы, щеки… И оттолкнула.
Тихо перестукивая буферами, двинулись зеленые краснокрестые вагоны.
— Иди, Алеша! Уходи, слышишь!?.
— Оля!..
— Ступай, ступай!.. И возвращайся к семье! Это моя последняя просьба!..
Ольга попятилась от Алексея, не спуская с него своих полных мольбы и страдания синих глаз, обернулась, вскочила на подножку вагона. С бутербродами в руках подбежал к движущемуся составу Лунев, сунул ей в руки покупку, зашагал рядом. А Ольга, стоя на подножке, смотрела в его, Позднякова, сторону: маленькая, недвижная, родная, и рядом с вагоном бежал этот высокий, узкоплечий, размахивая рукой, будто отталкивая нечто…