Девушки бросились к коробке, в десять рук развязали тесьму, подняли крышку и обалдели: вся коробка набита доверху колбасой, рафинадом, пряниками, сливочным маслом, галетами. И тут же фотография на картоне — большая группа раненых в госпитальной ограде с Нюськой посредине. А на обороте: «Нашей дорогой сестрице и замечательной певице Анне Николаевне Рублевой на память от ее земляков: качугских, тульских, пензенских, тамбовских, бакинских…» И полсотни фамилий.
4
Машину трясло и подбрасывало на ухабах, и от этой бесконечной, безжалостной тряски голову разрывало на части. Словно десятки хищных острых когтей впивались в мозг, раздирали его, как свою жертву.
— Лежите, Ольга Владимировна, лежите.
— Где мы? Савельич, где мы?
Санитар огляделся по сторонам, ответил не сразу.
— А кто ж его знает. Да вы лежите, Ольга Владимировна. Вона ведь как вас садануло!
К головной боли прибавилась тупая ноющая боль в левом плече. Попробовала поднять голову — охнула, уронила. Пошарила за головой здоровой рукой — чьи-то ноги. Значит, лежит у Савельича на коленях.
— Что с нами, Савельич? Что с поездом?
— И в хвост и в гриву, Ольга Владимировна. Сперва, значит, в гриву угодил…
— Разбомбили?
— Да не так уж, чтобы совсем, Ольга Владимировна, но крепко. Один вагон целехонек остался да паровоз..
— А люди где?.. Где Сергей Сергеевич?
— А там. С поездом остались. А вот нас трое…
— И вы ранены?
— Да нельзя сказать, чтобы очень. Вот товарищ военврач первого ранга послал. Доставь, говорит, Ольгу Владимировну по всей форме. Все одно, говорит, отъездились покуда, теперь куда определят. Фершалу вот не повезло, верно. Кишочки ему этто в живот запихали, бинтами стянули и в грузовик. Вас бы — может, чем и помогли. Не доедет человек, это верно.
— А он где?
— Фершал-то? А вон, на передней едет. А вас, одначе, контузило, Ольга Владимировна. Ну и осколочком в плечо…
Раненое плечо заныло сильнее. Хоть бы взглянуть — где едем? Но по бокам какие-то тюки, позади пахнущие бензином бочки. Слышала, как проносились мимо встречные машины, звенели гусеницы тракторов или танков.
— А вы куда ранены, Савельич?
— Я-то? И смех сказать, Ольга Владимировна. Ухо у меня начисто отлетело. Поначалу и не почуял боли-то. Щупаю рукой, а его нету… уха-то. Мокроть одна. А тут вижу, и вы… Ну, будто косой по ногам. И в кувет, значит. Ах ты, думаю, беда-то какая! Жива ли, матушка? Фонарь у немца висит, видно все — ну, что сейчас. Прибежал, одно ухо прислонил — не слышу. Другое прижал — стучит. Живехонька! И ноги целы. А тут и Сергей Сергеевич и прочие…