— Слушаюсь!
Седоволосый военврач не заставил себя ждать.
— В чем дело, Москва?
Ольга показала глазами Савельичу на дверь:
— Подожди там, Савельич.
— Слушаюсь!
— У меня к вам большая просьба, доктор. Этот санитар все время был со мной в поезде…
— А ведь я думал, что случилось. У меня ведь дела, в некотором роде…
— Доктор, прошу вас! Мы, знаете, с ним как-то всегда вместе…
— Ну-ну, посмотрим. Как голова?
— Лучше, — соврала Ольга.
— А ну зрачки? Так. Плоховато. Ничего она у вас, похоже, не лучше. Придумаю-ка я вам другое зелье, Червинская.
7
Через неделю Ольга с трудом поднялась с койки, но тут же схватилась за голову, застонала. Голова разламывалась. А вечером пришел начальник госпиталя.
— Что же мне с вами делать? Залежалась, москвичка, залежалась. Надо бы в тыл отправить…
— Ничего, я скоро встану, доктор.
— Скоро! Вы скоро, а мы сегодня ночью снимаемся.
— Куда?
Военврач развел руками.
— Ну, куда — это нам с вами меньше всего. Куда надо. Немец в наступление перешел. На левом фланге такой прорыв сделал… Словом, ночью снимаемся.
— Я хочу с вами!
— С нами, с нами.
Всю ночь и утро Ольга опять тряслась в кузове машины. Голова разболелась еще пуще. Только к полудню въехали в какой-то полуразрушенный поселок, что у березовой рощи, и расквартировались. Запестрели в голых березах палатки. Червинскую положили в палатку с сестрами. Начальник госпиталя на обходе спросил ее:
— Ну? В тыл поедем или подождем?
— Подождем, — через силу улыбнулась Червинская. Грубоватый, но простой и прямодушный начальник армейского госпиталя и умелый хирург ей уже нравился. Даже пышная седая шевелюра его, прежде казавшаяся Ольге просто вульгарной, теперь выглядела иначе: небрежной, как у всех очень занятых людей, экзотически подчеркивающей молодое лицо ее обладателя.
— Попробую-ка я еще одну штуку. В Монголии когда-то стояли, так там лама один головы правил. И получалось ведь у канальи. Я раз пять сам видел, как он это… Иван! Дарья! — заорал он неожиданно, выглянув из палатки.
Вбежал рослый санитар и знакомая уже Ольге хирургическая сестра.
— Дарья, тащи сюда рушники! Пару! Иван, тут будешь. Да лапы поди оскобли! Живо!
Иван и Дарья сорвались с места, бросились исполнять приказанья.
— Что вы собираетесь делать, доктор?
— Попробую стать ламой.
— Ламой?
— Лама — это поп по-нашему. У монголов они все — и попы, и знахари, и в некотором роде племенное хозяйство.
— Что это значит?
— От ламы ребенка иметь — для любой монголки большое счастье. У них сейчас только сознание пробуждается, а то совсем были дети. Иван! Дарья! Где вы там?!