Но время шло, машины вихрем неслись ледяной трассой от Качуга до Жигалово и обратно, сторицей наверстывая упущенное, — и люди как бы забылись.
— Гудит наша ледяночка, братцы!
— Хороша Позднякова дорожка — дух захватывает! Век бы по такой ездить!
— Куда деньги девать будем? Эх, грузов бы больше!
Дни и ночи не смолкает веселый моторный гул, на бешеных скоростях мчатся машины по ледяной Лене, неся Якутии, золотым приискам хлеб, технику, радость. Гуди, ледяночка, гуди, родная, торопись отдать все свое добро людям!
4
Житов продолжал «гулять» с Нюськой. Так и домой написал: «гуляю». Перечитал письмо, улыбнулся, но исправлять не стал. Вернется в отпуск домой, еще и не такими словечками удивит своих щепетильных родителей-педагогов: «Повешал», «А ну ее!», «Батя». Хотел Нюську научить правильно говорить, а заговорил сам по-нюськиному. И ведь здорово получается: ему нравится Нюськина простота, а ей — его обходительность и ученость. Разве не здорово? Вот и мать говорила: «Жена и муж должны дополнять друг друга». А знала бы она, что ее сын в тридцатиградусные морозы в одной стежонке да еще нараспашку по Качугу расхаживает — в обморок бы упала! Теплые рукавицы только два раза и надевал… Осибирячился ты, Евгений!
И на работе дело лучше пошло, недоверчивых взглядов, усмешек меньше. То ли центробежка помогла, то ли перекат, то ли просто не до него стало людям: как звери, работают! Ни просить, ни заставлять не надо. Слесаря нет рессору сменить — сам шофер сменит. Не так уж и кисло в Качуге, как ему сперва показалось… «Сперва!» Вот и опять поймал себя на словечке!
Но сибирская судьба-мачеха еще не забыла Житова и уже готовила ему новые козни. А пока Житов жил да радовался. Радовался тому, что он устоял, что он технорук, что есть Нюська. Правда, круговушка стала теперь большой редкостью, кинопередвижку привозили и того реже, и причин провести вечер с Нюськой было мало. Но зато в раздаточную заходил на правах «ее парня». Сидел, пощелкивал вместе с ней орешки, рассказывал обо всем, что приходило на ум, что нравилось Нюське. И ласково теребил ее тугую косу, гладил ее мягкие, запачканные маслеными ключами руки. А она просила его:
— Ну еще про что-нибудь, Евгений Палыч… Такие молоденькие, и уже видели сколько! Вот я слушаю вас, а сама ровно с вами хожу и все-все вижу. Нет, правда!
И Житов «водил» Нюську по Черному морю, по мертвой, изъеденной кратерами луне и таинственной Атлантиде. И вдруг…
— Здорово, Нюська!
В окошке раздаточной знакомая Житову физиономия Романа Губанова.
— Ой, Ромка! Ты? А говорили, уехал…