— Я хотела… Я хотела как тебе лучше, Леша…
— Отнять детей, увезти их — это ты считаешь «как лучше», — передразнил он.
— Но не могу же я расстаться с детьми, Леша. Что же я еще могу сделать?..
Поздняков покачнулся. Сердце кольнуло так сильно, что, не окажись в руках стула, он, видимо, свалился бы на пол. Клавдия Ивановна вскочила.
— Леша, милый!.. Леша!.. Я сделаю все, что ты скажешь!.. Только побереги себя!..
Поздняков с трудом добрался до постели. Клавдия Ивановна убежала на кухню. Как сквозь сон, слышал он настойчивый дверной звонок и мужской голос на кухне. Через минуту Клавдия Ивановна в нерешительности остановилась в двери. В одной руке она держала компресс, а в другой…
— Что это у тебя?.. Клава, что это?!
Клавдюша осторожно, словно боясь доконать мужа, протянула бумажку. Поздняков жадно схватил ее. Строчки перед его глазами запрыгали, заплясали…
«Прорвало перекат у Заячьей пади… В воде осталось несколько машин… На спасение людей…»
Дальше Поздняков не читал. С трудом оторвав голову от подушки, не сказал — вырвал из себя:
— Машину!..
1
Ночью Воробьев и Ваня возвращались из Жигалово. До Качуга оставалось каких-нибудь пятьдесят километров, и они не спешили: к полуночи уж, конечно, будут на месте, и рейс войдет в эти сутки. В таких случаях Воробьев всегда дает управлять Ване, а сам, уткнувшись в тулуп, дремлет в углу кабины, изредка присматривая за стажером. Тот во все глаза глядит на быстро бегущую навстречу красноватую в лучах фар ледяную дорогу, время от времени делится с Воробьевым.
— Семен Петрович, мороз-то какой! Градусов за полста будет, а?
Настроение у Воробьева хорошее.
— Мороз ладный.
Ваня то и дело протирает ветровое стекло: мороз часто затягивает его тонкой ледяной пленкой. Иногда Воробьев делает ученику замечания:
— Опять за рулем вертишься! Как сидеть должон? А ну, повтори пятую!
Ваня громко чеканит:
— Веди себя за рулем, как свят дух!
— Верно! Лучше меня помнишь, парень. Будет из тебя водитель, Ваня Иванов, это точно!
Мороз дает себя знать и в кабине: пробирается под тулупы, инеем забеляет шляпки шурупов на деревянных деталях, леденит стекла. Но машина бежит быстро, уверенно и без тряски. И только на перекатах, лед над которыми заметно пучит вода, машину слегка подхватывает, и тело ощущает неприятную невесомость.
— Скоро Заячья падь, Семен Петрович. А там и Качуг близко, поспеем…
Воробьев умолк. Он мысленно прикидывает, сколько еще сделает рейсов и вывезет грузов до конца этого месяца, если будет продолжать возить по три тонны. Выходит, что меньше, чем у других лучших водителей, работающих на таких же машинах. Надо как-то сократить время на ремонтах и добавить нагрузку. Ничего не будет с машиной. Возит же Рублев на ЯГе по пять тонн двести, а почему бы ему не возить по три с половиной?.. А все же чертовски тянет ко сну.