— За орудие! — Расчет выстроился перед пушкой. Федосов схватил орудийную кувалду и на них: — Я сейчас вас, гадов, в землю вобью, начиная с первого номера! Чуть батарею не угробили.
А политрук:
— Отставить, товарищ Федосов, отставить! — И к ним.
Васька отбросил кувалду, сел на снарядный ящик и сверлит расчет злыми глазами. Политрук подбежал к орудию и командует:
— Разойдись, разойдись!
А те стоят, как столбы, и ухом не шевельнут.
—- Товарищ Федосов, почему они не выполняют приказание?
Васька встал и, не спуская свирепого взгляда с расчета, бросил сквозь зубы:
— Потому, что у них пока есть непосредственный начальник и устав.— Подождав чуть, рявкнул:—А ну, к орудию!
Расчет мгновенно, как в кино, раз — и на местах.
Политрук увел Федосова в свою землянку. Потом оба с красными лицами пошли к командиру батареи. Потом политрук вызывал по одному всех орудийных номеров Федосова и расспрашивал. А те руками разводили и бормотали:
— Наваждение какое-то. Смотрим, видим, а шевельнуться не можем. Как кролики перед удавом. Спасибо нашему командиру: встряхнул — и сразу очухались, а то бы «мессер» прошелся по батарее, как телега по горшкам.
Политрук стал вызывать командиров других орудий. Но в это время по нас начала бить вражеская батарея, и все стало на свои места.
Командир второго орудия — Володька Андрианов. Эю просто чудесный парень и хороший командир. Очень спокойный, деловой, голос повышает редко и всегда улыбается, даже тогда, когда его ругает начальство. В последнем случае начальство приходит в бешенство, а он все улыбается. Я его откровенно люблю и только ему читаю свои стихи. Он слушает внимательно и, если что не понравится, сразу говорит в глаза.
Командиром третьего орудия был я. Пушка заводской номер 1503.
Командир четвертого орудия — Петька Мышкин из педагогического института, неимоверный и, надо сказать, порой жестокий остряк.
Однажды, когда стояли в Кузьмолове, он вернулся из штаба дивизиона с газетами и закричал о том, что пиши войска перешли в наступление по всему фронту. Мы с радостью расхватали газеты, повторяя: «Наконец-то, наконец-то...» А в газетах сообщалось о падении Смоленска.
Кто-то на позицию притащил патефон, и зазвенела молдаваиеска. Мышкин притушил окурок и усмехнулся:
— Это единственное, что мы успели увезти из Молдавии.
Мне на всю жизнь запомнится наш разговор. Противник еще был далеко от Ленинграда. Искупавшись, мы сидели на берегу речки и рассуждали о войне. Мышкин сказал:
— Ни черта они штурмовать Ленинград не будут. Сами посудите: если в Ленинграде сто тысяч домов, то за каждый дом они человек десять в среднем положат. А по миллион. К тому же весь город пересечен реками и каналами. Кронштадт и Балтфлот с их мощной артиллерией устроят такую мясорубку, что потери в лучшем случае удвоятся. И немцы прекрасно это понимают. Они сделают так,—Мышкин прутиком нарисовал па песке карту и показал, как будет блокирован Ленинград.