полугномом, даже хуже того.
— Нет, это твои идеи делают гномов ничтожными, замкнутыми в самих себе. Ты декларируешь, что любые крошечные перемены в том, что считается гномьим, – это уже святотатство. Я помню времена, когда идиоты вроде тебя запрещали даже разговаривать с человеком. Ты должен понять, что дело не в гномах, не в человеческой расе, и не в троллях. Дело в людях. И поэтому чертов лорд Ветинари всегда побеждает. В Анк-Морпорке ты можешь быть, кем хочешь, и иногда над тобой будут смеяться, а иногда – аплодировать тебе, но чаще всего, что самое прекрасное, им просто на тебя наплевать. Понимаешь? Гномы увидели свободу. А эту штуку не так просто забыть.
Ардент почти шипел.
— И это говорит один из самых известных традиционалистов во всех шахтах?
— А я и есть традиционалист. Но большинство наших традиций были направлены на нашу безопасность. Вроде того, как глубинники в своих тяжелых, громоздких одеяниях взрывают рудничный газ, чтобы нас не похоронило здесь заживо. Это правило шахты. Оно появилось из горького опыта для определенной цели, и оно работает. Но вы и все остальные почему-то не понимаете, что над пещерами тоже есть мир, и он другой. О, я соблюдаю особые дни и по два раза стучу в двери, и соблюдаю все заповеди Така. Почему? Потому что они объединяют нас так же, как объединяли семафорные башни до того, как ты благословил бурильщиков сжечь их. Слова горят и умирают в воздухе. Это будет наследием гномов?
Он остановился. Ардент сильно побледнел и, кажется, дрожал. Потом его глаза сверкнули и он зарычал:
— Ты не пророк, Альбрехт, и я тоже. С поездом или без него. Он все равно сюда никогда не доедет. Мир не готов к поездам.
Он свирепо смотрел на Альбрехта, который ответил:
— Да, конечно не готов. Но ты не понимаешь, что мир не был готов и к семафорным башням, а теперь, когда их нет, он страдает. И я уверен, что эпоха поездов только началась.
Ответом ему стал звук запираемой двери и поворот ключа. Дурак закрыл его на всю ночь там, где он и хотел быть.
Конечно, его охраняли, но Альбрехт знал, что охранники любят подремать или отойти куда-нибудь выкурить трубку долгими ночными часами, и в любом случае очень немногие из них подходят близко к его подземелью, поскольку здравомыслящие охранники не хотят расстраивать кого-нибудь вроде Альбрехта. Даже если ты думаешь, что принял правильную сторону, никогда не знаешь, кто окажется победителем, и не станет ли самая мелкая рыбешка той самой, которую поджарят на ужин.
Через некоторое время Альбрехт взял маленькую ложку, которой ел, и легонько поскоблил каменную крошку. Появился ухмыляющийся гоблин.