И совсем плохо обстоит с так называемыми левыми радикалами.
То есть некое движение, именуемое «левым», существует, и даже партии анархистов или коммунистов имеются, радикальные взгляды высказывают: мол, даешь общественную собственность или еще что-то такое судьбоносное – но это все клоунада.
Ни левых теоретиков, ни левых философов в мире сегодня практически нет. Ведь это же аховая работа требуется, столько вещей надо продумать.
Есть 94-летний великий историк Эрик Хобсбаум, он начинал как марксист, но быть марксистом – не значит быть левым, это просто значит не быть идиотом и понимать, что Маркс – такой же мыслитель, как, например, Гегель. Эрик Хобсбаум – обыкновенный академический ученый; масштаб ставит его вне партийности.
Есть, конечно, более оживленные деятели. Например, имеется Славой Жижек, – который называет себя философом и ездит по семинарам, но он никакой не философ, а обыкновенный болтун, а возможно, и сумасшедший. В голове у Жижека – каша (извините мне каламбур), он такой же точно философ, как московский концептуалист – художник. Это крайне типичный пример. За прошедшие тридцать поганых лет левые болтуны научились себя продавать правому рынку – то есть привыкли участвовать в научно-популярных дискуссиях, посещать биеннале, хавать подачки от галеристов и прочего жулья. Они очень хотели безопасной славы бунтарей, приучились быть на подтанцовке, бойко врать про социализм – и получать от правых гонорары. Это развратило левый дискурс совершенно.
Времени учиться у них не было.
Совсем не хочется говорить о левой экономике – поскольку это нонсенс.
Поэтому, думая о сегодняшней ситуации в мире, надо понимать, что гнилое – все. И справа, и слева.
Если завтра – трудно представить, разве что в виде кошмара на ночь – некие гипотетические левые возьмут власть, они не смогут связать двух слов, не смогут написать ни единого декрета, не сумеют спланировать хозяйство на пять лет вперед.
Нет левого искусства (авангард – есть рыночная игрушка для рантье), нет левой философии (жижеки давно стали клоунами для биеннале), нет левой интеллигенции (а правой интеллигенции не бывает по определению), нет левой экономики – вообще ничего нет.
Если и находится лейборист, то он оказывается ловкачом Блером, а если кто и говорит про «левый поворот», то ворюга и олигарх.
Вот так обстоит дело с современным миром. Поворачивать налево необходимо, направо пути нет, а поворачивать-то некому. Требуется найти слова, а говорить разучились.
Как формируется оппозиция и зачем она нужна власти
Оппозиция формируется для нужд самих оппозиционеров и для нужд власти, а вовсе не для нужд социума. Этот факт необходимо уяснить в самом начале дискуссии. Некогда Ленин составил список тех, кто противостоял царизму («декабристы разбудили Герцена» и т. д.). Даже если к ленинскому списку прибавить перечень тех, кто состоял в оппозиции к Советской власти (меньшевики, белогвардейцы, Троцкий, диссиденты), то среди сотен имен не найдете ни единого, кто был бы озабочен проблемой реального положения дел в России. В нашей стране всегда было исключительно плохо – не только во время большевиков, – климат и крепостничество есть вещи неотменимые. Но с ними бороться никто не собирался. Напротив, их использовали как могли. Сегодня, когда мы костерим большевиков, то между строк приговора витает утверждение, будто атаман Краснов, генерал Корнилов или адмирал Колчак о народе позаботились бы лучше. Но это неправда. О судьбе пресловутого «мужика» думали Лев Толстой и Короленко – но ведь их не числят в оппозиционерах, они просто писатели. А Мартов, Деникин, Врангель, Троцкий, Гарик Суперфин, Буковский или Березовский – оппозиционеры, но никакого интереса к судьбе отечественного аборигена не выказывали. Данный факт не умаляет личного мужества и гражданской пассионарности борцов с режимом. То были действительно незаурядные характеры. Группа «Защиты Хельсинских соглашений» состояла сплошь из достойных людей, которых волновала судьба друг друга. Просто они боролись с режимом за самих себя, а не за что-то такое еще.