Леон отвел взгляд от растерянных глаз Ники и встретил сочувственный взгляд Тары. Он видел, как ей за него больно. Он взял сверток и официально протянул его ей.
— Простите, что испортил ваш семейный праздник. Я хочу отдать тебе это. Пожалуйста, прими, Тара.
— Что это? — Она слегка прищурила глаза.
Костас вскочил и стал заботливо выпроваживать их из комнаты.
— Идите-ка оба вниз, в ресторан. Идите на кухню. Там тепло, до сих пор горит огонь. Идите туда, побудьте вместе. Сделайте нам одолжение! Нам как раз пора смотреть телевизор, а вы нам только мешать. Вот, возьмите. — Он протянул Таре два бокала и бутылку узо. — А теперь идите, да? — Он закрыл за ними дверь и повернулся к оставшимся в комнате: — Куда вы все уставились? Маргарита, дай мне еще десерта! Ники, налей вина. Кэлли, включи телевизор!
Все кинулись выполнять его распоряжения, пытаясь угадать, что лежит в том свертке. Потом все уселись, чтобы убедиться, что ничего хорошего по телевизору нет. Они вообще никогда не включали телевизор во время праздников.
Тара медленно помешала угли, чтобы дать нервам успокоиться. Что бы Леон ни задумал, но его обращение к Ники смягчило ее сердце. У него был такой вид, будто он вернулся с фронта. Кто сейчас рядом с ней: мужчина или подросток, он борется с собой или плетет хитроумные сети?
Леон жестом попросил ее развернуть сверток.
Первое, что ее поразило, когда откинула край одеяла, был аромат. Под первым слоем шерстяной ткани она увидела гардению с приколотой к ней запиской. Гардения лежала поверх голубого песца, и тут же — еще одна записка: «Приходи и останься со мной. Я тебя люблю». Ее тридцать третий день рождения… Казалось, это было так давно, а ведь прошел всего месяц. Тара подняла глаза на Леона, и сразу ей вспомнился запах всех тех гардений, которыми он ее осыпал. Как счастливы они были тогда в Афинах, в ночном клубе. Такое впечатление, что с того дня прошла целая жизнь. Она открыла карточку: «Таре — за то мужество, которое требовалось тебе, чтобы в лето своей женственности не изменить обещаниям своей весны. Я буду всегда тебя любить. Леон».
Она развернула одеяло до конца, уже зная, что откроется ее глазам. «Весенний цветок», приветствующий утро ее женственности. Глаза Тары наполнились слезами. Что ей делать? Попрощаться с так и не разгоревшейся любовью? Принять подарок как символ любви между ними, которая не успела расцвести полностью, но вполне могла бы?
Глаза у Леона были сухими. Слишком сухими. Пристально глядя на него, она поняла: все его слезы позади; его решения, какими бы они ни были, приняты. Как и ее. Она собиралась позвонить ему завтра, перед отлетом в Грецию. Но его решения — это решения проигравшего. Его зеленые глаза, всегда готовые рассмеяться, были пусты. Он сдался, и этот подарок был прощанием. Теперь Тара восхищалась им — тем мужеством, с которым он признался Ники в своем несчастии, и глубиной чувств к ней, которые заставили его отдать ей лучшее, что у него было.