и обжег себе лапы и бок. Тогда один бойкий рабочий, страстный промышленник, Дмитрий Кудрявцев, схватил из балагана
[20] винтовку и успел выстрелить по медведю, который с пули бросился под гору, набежал на другую артель углежогов и издох в страшных конвульсиях перед самым их табором. При самом процессе совокупления, как говорят, самка ложится на спину… Это я слышал от зверовщиков, которые подтверждают свои рассказы тем, что медведи, валяясь по земле, приминают траву, прутики, целые кусты на большом пространстве. Словом, делают такую утолоку, как говорят сибиряки, что, не видавши, трудно поверить. На таких утолоках всегда бывает видно два лежбища, друг возле друга расположенных, около которых бывает множество медвежьего кала и пены, которая валится изо рта самца во время самой течки. Случается также, что тут бывает и кровь, если медведица холодна к ласкам своего мохнатого супруга. Мне самому случалось неоднократно видеть такие утолоки с лежбищами
[21].
Медведице не только иногда жестоко достается от когтей и зубов самца, но случается, что она и платится жизнью. Раз в тайге мне случилось видеть загрызенную медведицу — груди и петля у нее были выедены. Немного отъехав, мы встретили медведя, который тихонько шел впереди нас лесной тропинкой, оборванный, ощипанный; кровь текла с него ручьями; по-видимому, он на нас не обращал никакого внимания, но когда мы подъехали близко, он поспешно убежал в чащу леса. На другой день, когда я ехал обратно, тою же тропою, медведицы на том месте уже не было… И на тропе, кроме наших старых следов и свежих медвежьих, мы ничего не заметили. Надо полагать, что самец во время ночи утащил труп своей любовницы.
Вообще, медведи тотчас после выхода из берлоги отыскивают так называемый здесь медвежий корень; это есть не что иное, как луковица, которая растет обыкновенно под камнями, плитами и на увалах. Вкус этой луковицы сладковатый, сначала приятный, но потом противный: человек ее находит большею частию в объедках от медведя. Ее здесь употребляют с пользою от многих болезней. Покушав ее, чувствуешь какое-то расслабление организма и вместе с тем легкость, точно после бани, как будто несколько пуд с тебя свалится. В большой пропорции она производит рвоту и понос. Поевши этой луковицы или медвежьего корня, медведь тотчас очищается от всего решительно, а главное, от так называемого здесь втулка (об нем будет сказано). После этого он пускается на молодой осинник и ест его с величайшим аппетитом. Многие здешние охотники говорят, что медведь, накушавшись этого корня и частию осинника, лежит еще у своей берлоги несколько дней и спит крепко, так что к нему можно под ходить без всякой опасности и, как они говорят, «хоть имай его за уши». Орочоны говорят также, что медведи в это же время едят гнильтйну, которую добывают когтями из давно упавших валежин. Потом медведь напускается на синенькие цветочки ургуя (пострела), ест их в великом множестве, бегает за ними во весь дух, где только завидит цветочек. Вследствие этого у него происходит снова очищение и заводятся в носу черви