– Хорошо.
Мужчина поднялся и пошел к выходу из кухни.
– Меня зовут Ран.
Лоис посмотрела на его спину, ощущая, что совершила огромную ошибку.
Впрочем, несколько дней прошли спокойно, Лоис почти не видела своего постояльца, хотя слышала, как он ходит в комнате наверху. Ее снедало любопытство – кто он, откуда, почему Анакин доверил ему послание, куда держит путь? Но расспросить все не удавалось, потому таинственный гость, кажется, не был склонен к общению.
И хозяйка дома даже не понимала, радует ее это или огорчает.
* * *
Ран снял одежду и осмотрел затянувшиеся рубцы. Анакин оказал ему неоценимую услугу, сила целителя сотворила чудо и вернула мощь израненному телу аида. Жаль, что она не могла так же залатать дыру в его душе.
Несколько дней отдыха и нормального питания также способствовали выздоровлению. Его кости и кожа срослись, шрамы побелели, а мышцы снова могли держать оружие. Он восстанавливался. И Лавьер был благодарен Анакину еще и за этот дом. Аид не сомневался, что правильно понял целителя. Если бы старик желал лично порадовать свою племянницу, он мог бы и сам привезти той шкатулку. Но целитель не торопился сделать это. Зато отправил сюда Рана, понимая, что в этом городе и в этом доме его никто не станет искать.
Старый Анакин всегда заботился только о Ране.
Лавьер вытянулся на узкой кровати, размышляя, что ему делать дальше. Разум работал четко, с холодным спокойствием отсекая чувства и ненужные эмоции. Рассматривая обстоятельства, как рисунок черным грифелем на желтой бумаге. Сопоставляя и продумывая следующие ходы, способные дать аиду желаемое. И самое главное в этой партии – правильно определить цели.
Ран закрыл глаза. Итак… что дальше, аид?
Чего он хочет теперь?
…В синих глазах ненависть, и Ран тяжело втягивает воздух. Ему нравится. Ненависть горяча, она обжигает, она так похожа на страсть. Лучше ненависть, чем холодное равнодушие, за которым Оникс так часто прячется. Равнодушие сводит его с ума, доводит до безумия и желания убить. Равнодушие убивает. А ненависть понятна и уже близка… Он глотает ее привычно, ощущая боль и невыносимое вожделение…
Раяна распята под ним. Им. Он держит хрупкие запястья, не давая девушке пошевелиться. Она обнажена, она бьется, она кусает свои прекрасные распухшие губы, усиливая его вожделение и голод. Кровь стучит в висках, застилает глаза, словно алая лента, оставляя лишь ощущения. Нежной кожи, тонкого тела, рывков…
– Отпусти… – ее шепот легкий, как вдох, невесомый, как лепесток… Тяжелый, как могильная плита. – Отпусти меня…
Ран не отвечает. Он не хочет разговаривать, он хочет забыться. Раствориться в горячем движении, в ударах внутри ее тела. Он закрывает ей рот своим языком, не дает говорить, просить, шептать… Он не желает этого слышать. Потому что знает ответ. Он не отпустит. Никогда. Не умеет. Он сдохнет сам и убьет ее, но не отпустит. Будет мучить и мучиться, бесконечно, раз за разом глотая ее ненависть, но никогда не даст ей свободу.