И мы уходим утром, вернее, по ощущениям сейчас именно утро, хотя тьма по-прежнему плотна. И мне начинает казаться, что она пришла навсегда.
– Еще пара дней, и рассеется, – уверяет Ллойд.
Он обнимает меня, и, пожалуй, от такого проявления эмоций мне становится неловко.
– Я рад, что не ошибся.
– В чем?
– Во всем. – Он достает цветок, но стеклянный – лиловый подснежник на тончайшем стебельке. – Мне, пожалуй, следовало бы извиниться, что я тебя подавил, но…
– Не будешь?
– Не буду. Представь, что рядом с тобой кто-то кричит от боли. Изо дня в день, громко, настолько громко, что ты не в состоянии спрятаться от этого крика.
В таком случае извиняться следовало мне. Но я не стану. Он мог бы хотя бы спросить.
– Настя?
– Уже скоро. Она помнит тебя. Просила отдать. Вот.
Бусины на длинной нити. Крупные, неровной огранки, полудрагоценные, но для меня они дороже тех топазов, которые Кайя отдает для дочери.
Я не хочу пропускать ее день рождения, но утешаю себя тем, что теперь этот день будет, как и многие иные дни. И я отдаю бусы Кайя, забавный получается браслет.
А утро и вправду наступает. Серое. Войлочное.
За ним приходят туманы и держатся долго, до дождя, который по-осеннему холоден. Но под плащом Кайя дождю до меня не добраться. А Вакса ускоряет шаг, готовая идти хоть на край мира, тем более что мир этот вновь обретает очертания.
…осень уже скоро, да?
Снова дорога на двоих.
…да.
…и война?
…да. Она будет другой. Более… обычной. И грязной. Мне жаль, но я не могу расстаться с тобой.
…мне нет.
…Иза, там… там не абстракция, не сеть, но конкретные люди, которых мне придется убивать. Иногда – в бою, часто – нет. Даже когда они будут сдаваться, поскольку некоторых миловать нельзя. А я помню, насколько тяжело ты переносишь казни. Но без твоего присутствия возможна ситуация, когда я просто потеряю над собой контроль.
…знаешь… почему-то у меня такое ощущение, что, даже если ты половину мира вырежешь, я тебе оправдание найду.
…вполне вероятно.
Грязь чавкает под копытами, и Вакса трясет головой. С гривы катятся струи воды.
…в том и дело, что я не хочу сорваться и вырезать половину мира.
Благое желание.
Мы оба знаем, что в ближайшее время силы к Кайя вернутся и угроза уже не будет сугубо теоретической.
До Ласточкиного гнезда мы добираемся три недели.
Верхом до побережья – лошадей приходится менять трижды. И чем ближе цель, тем сильнее нервничает Кайя. Моя интуиция тоже вопит, что надо бы поторопиться.
В маленьком городке, чье название не удержалось в памяти, пересаживаемся на корабль. И удача дарит попутный ветер. Мы оба пьем его, соленый, сдобренный брызгами. И остаемся на палубе, даже когда наступает ночь. Рассматриваем звезды – они выбрали удачное время, чтобы вернуться на небосвод.