* * *
— Дорогая, мне кажется, в Лондоне должно быть много разных вечеринок, — говорила мне мама на станции, — и масса приятных людей.
— В Лондоне всегда так.
— А как же девушка из Африки? — спросила она.
— О, ее не будет.
— Ты планируешь увидеться с Джеком?
«Давай, поезд, спасай меня», — подумала я и ответила:
— Нет.
— Но ты ведь заведешь новые знакомства? Вечеринки и все такое. Какой-нибудь новый роман?
— Не могу сказать точно, пока не вернусь. Может быть, мне просто захочется провести этот вечер одной.
— Ты не можешь так поступить. Только не в канун Нового года. И не в Лондоне…
— Позвони нам, когда доберешься. Когда приходит поезд? — спросил отец.
— Около шести.
— Времени достаточно, чтобы отдохнуть перед выходом в свет. — Моя мать была на грани истерики. — Джоан, ты должна…
Я услышала стук колес в отдалении.
— Честно говоря, — призналась я, — мне очень понравилось проводить время в одиночестве.
— Не глупи, — воскликнула мать, не осознавая, что обижает меня, — это невозможно…
— Позвони нам, когда доберешься до дома. — Отец помог мне сесть в вагон.
— Конечно.
Я поцеловала маму в щеку, снова ощутив запах ароматизированной пудры, — потом подошла очередь отца. Он прикоснулся холодными губами к моему лбу и прошептал:
— Не напивайся слишком сильно…
Я рассмеялась, но его глаза были серьезны. Он по-прежнему понимал меня лучше всех. А может быть, заметил большую бутылку водки, которую я уложила в чемодан.
— Веди себя хорошо, — крикнула мама, когда поезд уже тронулся. Оба махали мне на прощание.
— Не делай ничего, чего бы не стали делать мы, — добавил отец.
Глаза родителей были полны слез, и вызваны они были не только холодом. У каждого из них был свой повод плакать.
— Увидимся весной, — прокричала я, думая: «Пожалуйста, пожалуйста, только не раньше».
Покатились ли слезы из моих замороженных глаз? Не помню. Но даже если одной и удалось выбраться наружу, она быстро превратилась в льдинку. За окном было очень холодно. Я некоторое время смотрела на мелькающие деревни — лед на заборах, казалось, сковал их навечно, — потом закрыла окно и села на свое место. В моем распоряжении был весь вагон, потому что поезд шел из Шотландии, а значит, удалялся от праздничного веселья. Всю дорогу до Лондона я читала «Грозовой перевал» и громко хохотала над глупостью двух главных персонажей, невероятная и неестественная страсть которых существенно осложнила им жизнь.
Я совершенно забыла о разговоре с Джеком, и только когда такси свернуло на Милтон-роуд, подумала, что он мог еще не уехать. На всякий случай вышла немного раньше, но, дойдя до калитки, обнаружила, что мой дом погружен в темноту и безмолвие. Я все же предположила на мгновение — тело покрылось мурашками, — что Джек может прятаться внутри, поджидая меня, но, конечно же, его там не оказалось. Дом Дарреллов являл собой полную противоположность моему: он был ярко освещен, оттуда слышался шум, волны джаза вырывались в ночь, смех кого-то неизвестного бился за окнами, закрытыми шторами, на которых плясали причудливые тени, — позы раскованно танцующих гостей вечеринки. Я была рада, что веселье шло полным ходом, — это означало, что я могу вернуться незамеченной. Кроме того, я хотела как можно дольше сохранить свой приезд в тайне. Шум, как ни странно, был мне приятен. В пустом, тихом доме он отражался от стен и подчеркивал мое одиночество, — и мне это нравилось. Своего рода подтверждение, что я снова предоставлена самой себе. Кроме того, я не нуждалась в их развлечениях, а запланировала свою собственную вечеринку. Я как бы играла: пробиралась по дому в темноте, вспоминая давно знакомое расположение дверей, мебели и окон. Как заколдованный, дом дремал: дворец Спящей красавицы или застывший дом мисс Хэвишем, по крайней мере он был таким, пока я не опустила жалюзи и не включила на кухне лампу — волшебное очарование рассеялось на глазах. Подчеркивая реальность, в центре стола стояла огромная ваза с цветами — уже изрядно увядшими. Хризантемы поникли, коричнево-желтые лепестки начали опадать, а оранжевые лилии напоминали высохшие языки. «Очень символично», — подумала я с раздражением и взяла записку, которую Джек оставил рядом с букетом. В ней говорилось (если вы позволите):