— Он был пустословом и морализатором почти во всем.
— Нет, это не так.
— Не согласна.
— Он был провидцем…
Я начала узнавать педагогическую манеру, характерную для преподавателей по другую сторону Атлантики: скажите «Д», и мы выразим смысл природы: «Д!»; скажите «Г», и поклонимся религии: «Г!»; скажите «Л» для любви между мужчинами и женщинами: «Л!»
Д.Г.Л.! — ЛОУРЕНС!
— В чем же?
— В своих передовых взглядах.
— На что?
— На все. Например, на любовь.
— «Пророк сексуальности»? Ты имеешь в виду такую любовь?
— Ну да. Даже по сравнению с нашими современными взглядами он на многие годы опередил свое время.
— Не думаю, что все героини из его книг согласились бы с этим.
Каким-то образом Карстоуну удалось задеть меня за живое. Он что-то пробормотал и снова покраснел.
— Что? — раздраженно спросила я.
— Я говорил… Он очень откровенно описывал моменты, которые другие люди видели как — гм-м — извращения. Считал это частью природы.
— Что, например? Совокупление с козами? — Поскольку Пимми маячила неподалеку, навострив уши, я не стала продолжать.
— Нет, — сказал Робин. — Конечно, нет. Но он относился к сексу как к выражению любви любым возможным способом: мужчины могли любить мужчин, женщины могли любить женщин…
— Козы могли любить коз…
— Джоан, ты ведь понимаешь, что я не об этом…
— Зачем же на этом останавливаться?
Робин поступил вполне разумно, проигнорировав мои слова.
— Он на многие годы опережал свое время в том, что касается прогрессивных взглядов…
Я подумала об Оскаре Уайльде и Рэдклиффе Холле — они наверняка рвали на себе волосы в могилах.
— Ты почти не знаешь других авторов. Ты сам об этом говорил.
— Я читал его книги в соответствующей среде. В Канаде по-другому нельзя, — добавил он напыщенно. — Они живут по американской системе, гораздо лучшей, чем наша. Как бы там ни было, Лоуренс открыто признавал все виды любви…
— И верности, Робин. Не забудь о верности.
Я готова была вырвать себе язык сразу же после этих слов, потому что, как только я произнесла их, в глазах Робина вновь загорелся знакомый огонь. Поэтому я поспешно продолжила:
— Надеюсь, Канада такое же подходящее место, как и все остальные, чтобы расширить свои взгляды на сексуальную свободу.
— Почему ты говоришь это?
— Помнишь труппу Монти Пайтона? Лесорубы в высоких сапогах, топчущие дикие цветы.
Робин растерялся, смутился.
— Нет, — признался он, отклонившись от меня немного, подлокотник кресла заскрипел, — не помню.
«Что ж, хорошо, — подумала я, — наверное, вокруг действительно есть люди, которые ничего не слышали о „Летающем цирке“».