До Нового года оставалось десять часов. Где-то рядом беспрерывно звонили телефоны, люди приглашали друг друга в гости — праздничная суета выходила на последнюю прямую. В другой раз мы бы перенесли вылет на следующий день, но Новый год всегда хочется встретить дома. Мы сидели грустные, поглядывали на часы. Неожиданно взвизгнула дверь. В комнату ввалился молодой летчик. И куртка, и собачьи унты на нем были новехонькими — видимо, совсем недавно вылупился парень из курсантской одежды. Од повертел головой, определяя, кто же из нас старший, и робко спросил ломающимся баском:
— Скажите, сегодня улетим?
— Если откроются аэропорты, — ответил дядя Коля.
— Третий день сижу здесь. А мне вот как в Иркутск надо, — с отчаянием зачастил парень. — Девчонка у меня там бортпроводницей летает. Полгода не видел.
Для большей убедительности он достал фотографию.
Я мельком взглянул на нее и чуть не рассмеялся. Бывает же такое: на меня смотрела соседка по квартире Ольга. Я часто ходил к Рыжиковым звонить по телефону. Я еще раз взглянул на фотографию, повернул обратной стороной. И надпись, как полагается: «Вадику от Оли».
— Жди, — сказал я. — Если Витим до захода солнца не откроется, то пойдем пролетом до Иркутска.
— Я буду в соседней комнате, — повеселел Вадик и тотчас принес нам полный пакет крупных желтоватых яблок. — Берите, берите, у меня целый ящик.
Вадик ушел, а в комнате остался тонкий, душистый запах, напоминавший об осени, о том, что где-то есть тепло…
Ко мне подошла синоптик и сказала, что в Витиме снегопад прекратился. Я заглянул в соседнюю комнату. За столом сидел пожилой летчик. Повернувшись ко мне серым, задубевшим от морозов лицом, он приветливо произнес:
— Заходи, друг.
— Спасибо, сейчас вылетаем.
Я вышел на улицу и чуть не задохнулся. Холодный, пахнущий сыростью воздух тугой обжигающей пробкой влез в легкие, выбил слезы. Возле аэровокзала меня догнал Вадик. На нем была потертая куртка с меховым капюшоном, совсем как у видавшего виды воздушного волка.
В Витиме, где мы совершили посадку, Вадик неожиданно исчез. Пассажиры уже сидели в самолете, дядя Коля беззлобно ругался у трапа.
— Двигатели стынут, а этот чертушка упорол куда-то!
— Может, он здесь остался, а мы ждем.
Наконец из-под самолета, засыпанный снегом, вынырнул Вадик. В руках он держал две елки: одну огромную, пушистую, другую маленькую, ровненькую, как ежик. Он протянул малютку дяде Коле и, едва разжав замерзшие губы, проговорил:
— Не сердитесь. Вот, возьмите на память.
«Другую ей везет», — догадался я, и мне тоже захотелось сделать что-нибудь для него. Сюрпризы — так уж всем!