Говорина тихо вздохнула…
— Он как-то предложил мне в город переехать. Говорит, купим там квартиру, денег хватит. А я про себя подумала: «Эх, Степан, тебя хоть в городские хоромы помести, хоть в наши, замашки те же останутся. Будешь жить так, как привык. Мне богатства не надо, мне нужно, чтоб со мной человек был». Ну конечно, это я ему не стала говорить, только просила: «А что ты с Марией будешь делать?» Он и замолк. Аэропорт построили — уехал. Потом два или три раза был, поживет и опять в свою берлогу.
— Охоту он любил, — сказал Илья. — Может, поэтому трудно было осесть на одном месте. Ведь не каждая женщина могла поехать с ним в Нойбу.
— Деньги он любил, вот что, — вставила Говорина. — Нужна я была — жил у меня, надоела — ушел. Вот работать он умел, про это я ничего не скажу. Крыша у меня протекла, он починил — любо-дорого посмотреть. А аэропорт? Говорят, такого нигде нет. За ним из города однажды приезжали. Башню какую-то старинную, знаменитую перевезли, а мастеров не оказалось. Он и ее собрал. — В голосе Говориной послышалась гордость. — Раньше, говорят, портрет его с доски Почета не сходил, а потом сама не пойму, чего он с этими шабашниками связался. Через них в больницу попал.
«Значит, знает, что Степан в больнице», — подумал Илья.
Посидев еще немного, Чупров засобирался домой. Говорина, набросив на плечи шубу, проводила его до ворот.
— Спасибо, что зашли, — сбивчиво проговорила она. — К Степану я, будет время, слетаю. Не чужой он мне, сын от него растет. Но сами видите, забот хватает. Будете в наших краях — заходите.
Было темно и тихо. Присыпанные снегом дома, казалось, сбились в кучу, смотрели на дорогу редкими огоньками. Заросшие лесом сопки поднимались за огородами. Стоячие дымки над крышами держали на весу черное, засеянное звездами небо, и впервые Илья почувствовал, как мало земли и как много неба; когда летишь на самолете — там всего поровну. И в жизни, наверное, тоже всего должно быть поровну. Но тогда почему одному человеку достается больше одного и недостает другого. «За все нужно расплачиваться», — сказала Варя. Но почему расплачивается слабый? Говорина, например. За свою красоту, за то, что любит бескорыстно? А при чем тогда ребятишки? Их нужно одевать, кормить, они ведь не спрашивают, есть дома что или нет, где взяла, на какие деньги? Может быть, потом спросят, когда вырастут. А сейчас надо, чтобы и у них было как у всех. И она молча выносит все, покрывая свой и чужой грех. А кто покроет мой? Варя?
Слабое все-таки утешение уповать на то, что в другой раз ты все сделаешь по-другому. Другого раза может и не быть, как не может быть и другой жизни. «Но ведь я-то понял, — огорченно подумал Илья. — Хоть поздно, но понял. Почему же тогда мне Варя не верит?»