— Ты чего это забрался сюда? — спросил он.
Мальчишка обернулся и посмотрел на Чупрова светлыми глазами.
— Я колаблики пускал, а они утонули.
— О-о-о, да ты уже и разговариваешь? — удивленно протянул Илья. — А ну, выходи из воды! — строже сказал он. — Простынешь, положат тебя в больницу.
— Не-а, не положат, — спокойно ответил мальчишка. — У меня мама здесь лаботает.
— Вот как! Все равно выходи, а то мать сейчас позову.
Мальчишка тоскливо посмотрел на воду, на Чупрова, вылез на сухое место и, засунув руки в карманы курточки, затопал прочь.
По больничному коридору Илья шел медленно, на него напали непонятная робость и смущение. Видимо, оттого, что он боялся увидеть знакомых: подумают еще, что заболел. Попробуй объясни потом, что это не так.
Сзади заскрипела дверь, в коридор высунулась медсестра.
— Куда без халата? — конвойным голосом сказала она. — А ну быстро назад!
Илья будто налетел на стенку. Это была Воробьева, ее знали все летчики, живущие в Чечуйске. Раньше она работала в аэропорту на стартовом медпункте, проверяя летчиков перед вылетом в рейс.
— Сбавь обороты, — грубовато ответил Илья, — своих не узнаешь. Я вещи больного принес. Он рюкзак в самолете оставил.
— А, это ты, Чупров! — узнала его Воробьева. — Давненько тебя видно не было.
Она подошла к Чупрову — и вдруг, крупная издали, оказалась ему по плечо. Но смотрела так, будто не она ниже ростом, а он. Взяв рюкзак, Воробьева еще раз с ног до головы оглядела Чупрова.
— Посмотришь на вас, вроде все ангелы с крыльями, а на самом деле… — Медсестра махнула рукой и, не договорив, ушла.
Илья недоуменно посмотрел ей вслед: «Почему она разговаривает таким тоном, будто я в чем-то виноват?»
Скрипнула дверь, в коридор выглянул Ленька Зубков, круглолицый чубатый шофер из Шаманки. Придерживая здоровой рукой распахнувшуюся пижаму, заспешил к летчику.
— Командир, каким ветром к нам? — весело заговорил он. — Неужели заболел?
— Нет, пока здоров, — улыбнулся Илья. — Рюкзак принес. Оводнев в самолете оставил.
— Да, он вспоминал, беспокоился. Где рюкзак? Давай занесу. Его к нам в палату положили.
— Как бы не так, — выглянула из своей комнаты Воробьева. — Сам придет и возьмет, а пока у меня в кладовой полежит.
— Тамара Михайловна, побойся бога. Если бы Степан мог ходить! — воскликнул Зубков.
— Все равно нельзя. Что надо будет, попросит, язык есть.
Воробьева, гремя ключами, вышла в коридор.
Ленька незлобиво хмыкнул:
— Зверь баба, ее у нас тут все боятся.
Он повернулся к Чупрову и уже другим, виноватым голосом пробормотал:
— Послушай, командир, у меня к тебе просьба: ты бы зашел к моей жене в Шаманке, это рядом с аэропортом. Пусть она мне сменное белье пошлет да что-нибудь из продуктов. Надоела здешняя каша, чего-то своего хочется.