Прохладный воздух гулял по ярам и низинам, роса гнула стебли к земле, а сухие коробочки дикого мака на вершинах холмов перенимали эстафету у сверчков, что к рассвету унимались и почти затихали.
Вот и луна уже скрылась, а красное солнце на треть выглянуло из-за развалин, пронизывая лучами расхристанные скелеты давно покинутых пятиэтажек. Последние годы собачьи стаи облюбовали первые этажи. На верхних они почему-то не обитали, ночевали больше в коридорах да по углам. Бродили, бывало, по крышам, охотились на горлиц, но жили все же на земле. Как по мне, им просто не нравились лестницы и крошащийся бетон. Да еще и редкие в этих местах черные пилоты – мутировавшее воронье, огромные, страшные монстры, гнездящиеся в районе аэропорта, иногда залетали на обед.
Я подняла голову и посмотрела по сторонам.
Раньше с первыми лучами из своих нор так же выглядывали байбаки да полевки. Высунут нос из травы, усами поводят и прячутся обратно. Со второй попытки уже смелеют, осматриваются, из стороны в сторону глазками рыщут: не сидит ли где зубастый враг, не поджидает ли. А как убедятся, что опасности нет, тут же бегут по своим делам, заметая и путая следы.
Как тот байбак или полевка, свои следы буду скоро заметать и я.
Рядом на колос пшеницы, крупный, с перезревшими к июлю зернами, вдруг уселась стрекоза, играя тысячами своих фасеточных глазок. Жужжит крыльями, качает тельцем вперед-назад, балансирует на тонкой ости крайнего зернышка – наверное, о чем-то своем думает.
Если б вы и правда умели думать, говорить, что бы рассказали нам, что поведали? Как живется вам здесь, на поверхности, как летается, как дышится?
Порыв ветра согнал незнакомку с места, громкий собачий лай за углом сотряс эхом стены. Крупный рыжий пес – вожак самой злой стаи, что господствовала в этих дворах, почуяв добычу, резво выскочил из окна второго этажа.
Я опустила глаза ниже, прильнула к траве. Одичавшие псы удалялись, и звук соприкасающихся с асфальтом тяжелых лап, отскочив от одного из домов, угодил во второй, затем – в третий. Потом эхо пробежало волной по кругу, теряя силы, еще немного погудело стеклопакетами и утихло окончательно.
Я встала в полный рост, огляделась: одни дома вокруг, много недостроя, лишь бетонные конструкции без стен и окон и, коробки, коробки, коробки, куда ни плюнь, будто я оказалась в окружении огромных прямоугольных исполинов – бетонных солдат урбанистической армии. Когда началась Война, многие дома только начинали расти из плодородной черноземной почвы Ростова-на-Дону.
Три пятиэтажки в форме подковы, в которых успели до Войны пожить люди, образовали нечто похожее на шестиугольник. Раньше во дворе между домами был разбит сквер, точнее даже скверик: детская площадка, красные клены, вечно гнущиеся к земле при каждом порыве ветра, кучерявые березки да десяток лавок – вот и весь набор локального парка отдыха обычного спального района «Вертолетное поле» Западного жилого массива.