— Это еще почему?
— Капусты не хватит.
— Не твоя забота.
— Моя, Лорхен, моя. Не ущемляй мужское достоинство.
— Ладно, там видно будет, а против Крита я ничего не имею. Куда иголка, туда и нитка. С тобой мне везде хорошо.
— Честное слово, не пожалеешь! — Саня принялся увлеченно жестикулировать. Лора не ошиблась: он уже был на Крите — во сне, в мечтах, в другой жизни. И в Риме был, и в Афинах, в Иерусалиме, Трое, Сарагосе, Мемфисе — везде, куда уводило воображение, воспламененное кажущейся близостью осуществления. Слово имело над ним неизъяснимую власть. Сказано — сделано. Казалось, уже завтра они начнут собираться, не завтра — сейчас. — Знаешь, как море по-гречески?
— Как? — тихо спросила она, проникаясь его зачарованным взглядом. — Как, Санечка?
— Таласса! Посвист ветра, накат волны… Отсюда талассократия: цари Крита владели морями. Потом они стали властелинами загробного мира, судьями мертвых… «Там царь Минос, оскалив страшный рот»… Это из Данте. Как жаль, что нет ни рая, ни ада, и все кончается здесь! Навсегда и бесповоротно.
— Не хочу про смерть. Я, как тот старик: что мое, то мое. Если б только не старость!
— Господи, Лора! Ну какая там старость! Ты опять за свое. Я же люблю тебя! Тебя, как ты есть, твой ум, твою душу, — он понимал ее, мучительно сострадая, искал и не мог подобрать слова утешения, ибо не было их ни на русском, ни на иных языках, живых и мертвых. — Пойдем! — потянул за собой. — Хватит терзать холодильник.
— Хочу, чтоб было чисто, — Лора покорно прильнула к нему.
— Ты и так отмыла его до блеска.
— Мы оба с тобой рехнулись, — шепнула она, расстегивая пуговки на его мятой-перемятой рубашке.
— И это прекрасно.
Лежа в сумерках, они беззаботно болтали о всяких пустяках, строили планы, не очень веря, что все будет именно так, как им видится в эту счастливую, наверное, минуту, когда отступает прихлынувшая тоска и начинает казаться, будто зыбкий покой облегчения продлится, если и не на годы, то хотя бы на дни.
— Я совсем забыла сказать, — подперев щеку рукой, она повернулась на бок. — Ты написал изумительную статью! Я горжусь тобой, Сандро.
— Тебе на самом деле понравилось? Удивительно.
— Не вижу ничего удивительного. Или ты меня совсем за дуру считаешь? Конечно, по сравнению с тобой, я просто дубина, но ведь не настолько… Или настолько, Санечка?
— Настолько.
— Сволочь!
— За что боролись, на то и напоролись, сударыня. Очерк не получился.
— Кто сказал?
— Хотя бы главный.
— Он законченный идиот. Как-то видела по телевизору: нес полную ахинею. Типичная мания грандиоза.
— Ничего подобного. Отличный парень. Немного своеобразный, но с головой. Дело он знает. Материал получился не для газеты, слишком заумный. Я и сам вижу. Народ этого не поймет.