Салары одеваются по-китайски, но носят свои особые остроконечные колпачки из синей шерсти, которые украшают золотыми нитками. Их женщины ходят в шароварах и прикрывают нижнюю половину лица. Между собой говорят по-тюркски, но хорошо знают китайский и тангутский языки. Цыбиковский проводник знал еще монгольский и тибетский, хотя и не очень хорошо. Цыбиков для практики изъяснялся с ним по-тибетски.
— А вы, салары, — спросил он, — разве не приносите еду отшельникам? Тут же вокруг много саларских деревень?
— Нет бога, кроме Аллаха, — сухо сказал он. — Аллах велик, и Мухаммед пророк его.
Это был все тот же мусульманский фанатизм, который вызвал здесь в 70-х годах такие волнения, пожары, убийства, избиение лам и разграбление монастырей. Та же мрачная, до поры затаившаяся нетерпимость.
Они проехали знаменитую Хатунгайгол, что по-монгольски значит «Река царицы», где прекрасная царевна, полоненная в чужих землях Чингисханом, нанесла ненавистному повелителю коварный удар кинжалом, от которого тот вскорости и скончался. Теперь места эти считались мирными, хотя стояли тут тангутские и саларские поселения, столь яростно враждовавшие друг с другом в былые времена. Медленно умирает старая вражда.
На четвертый день пути поднялись на перевал. Суеверная и загадочная, полная седых тайн, лежала под ними эта скованная морозом земля. Словно сама мать-Азия, дремлющая в связанном оцепенении.
Каменные алтари, на которых неведомые народы приносили жертвы неведомым богам. Сбросившие листву священные деревья, расцветшие предвесенней пестротой сотен разноцветных лоскутков. Собранные в груды рога яков. Таинственная глубина пещер, где сумрачные стены еще хранят копоть давно отгоревших костров. Даже улыбки на лицах высеченных в скалах будд похожи здесь на сладкую языческую дрему. Это не отсвет познания, не мудрость отречения. Просто сладкий тысячелетний сон. О чем? Может быть, ни о чем…
Лабран, точнее Лабран-дашийнчил, означает «ламский дворец — круговорот благ». Прежде всего он поражает какой-то немыслимой чистотой. Ни гниющих зловонных куч, ни смрадных луж, ни бродячих собак — ничего из того, что казалось раньше непременной принадлежностью монастырей. Строгие глинобитные стены и такие же домики под соломенной кровлей, окнами во двор. Аскетические субурганы и мэньдоны, на которых уставными красками выведены магические знаки. Ничего лишнего, Все в образцовом порядке, Зато храмы и дворцы «перерожденцев» восхищают паломника так же, как в Гумбуме.
Самой большой святыней считается здесь храм, в котором стоит отлитый из позолоченной меди 80-футовый Майтрея. Именно таким великаном и должен явиться на Землю этот победоносный будда грядущего мирового периода. Конечно, на самом деле статуя много ниже. Здесь, как и в других посвященных Майтрее храмах, несоответствие размеров объясняют тем, что статуя изображает не зрелого Майтрею-победителя, а восьми- или двенадцатилетнего мальчика.