— Вы очень обяжете меня, если поделитесь своими соображениями.
— Это мой долг. Спрашивайте. Что вас в первую очередь интересует?
— Меня интересует все. И разговор у нас, если позволите, будет долгим, — доверчиво улыбнулся Люсин. — Начнем поэтому с главного. Вы сказали, что Солитов не должен был отключать нагреватель. Ведь так?
Она согласно закивала.
— Верно-верно…
— Он вышел из дому, оставив свои колбы благополучно кипеть?
— Не иначе рассчитывал скоро вернуться.
— Во всяком случае, до того, как выкипит водяная баня?
— Но почему-то не возвратился. — Гротто задумчиво сложила руки на коленях.
— Это «почему-то» и есть главное, Наталья Андриановна. — Люсин энергично припечатал ладонью кожаный валик. — А теперь расскажите про вашего шефа. Мне необходимо понять, что он за человек.
— Редкий, прекрасный, каких теперь не бывает. — Она медленно отвела потемневшие глаза.
— Продолжайте, пожалуйста, — тихо попросил Люсин.
— Я не умею так… Слишком много всего, разного… Это ведь жизнь, большой отрезок жизни. Всего и не перескажешь. Вы лучше спрашивайте.
— Пусть будет так. — Люсин сосредоточенно сдвинул брови. — Начнем, пожалуй, с основного. Почему Георгий Мартынович, человек весьма пожилой и не очень здоровый, вел столь оригинальный образ жизни? Вместо того чтобы отдыхать, вкушая, как говорится, сельские прелести, он работает. И как работает! Даже ест у себя в кабинете. Невзирая на отпуск, днем и ночью что-то варит, анализирует. Добро бы еще выращивал на грядках всякие сорняки — мало ли бывает увлечений, — но он кипятит какие-то корешки в едких растворителях, разлагает, смешивает и все такое… Подвижник, которого заклинило на моно-идее? Экстравагантный фанатик? Вдохновенный творец, нащупавший золотую жилу?.. Кто он, Наталья Андриановна?
— Трудно ответить определенно. — Сдерживая волнение, она никак не находила нужных слов. — Его образ не вмещается ни в одно из ваших определений. Георгий Мартынович… Все значительно проще, чем вам кажется, и вместе с тем намного сложнее. Георгий Мартынович действительно очень увлеченный человек, и ему удалось многое сделать в науке, но как бы это сказать?.. Он всегда стоял чуточку выше. Выше себя самого, своих увлечений и тем паче заслуг. Вы понимаете, что я имею в виду? Он воспринимал жизнь немножечко иронично. Вдохновение, творчество, о фанатизме я и не говорю, это не из его лексикона. Он стеснялся высокого штиля. К нему, пожалуй, больше подходит слово «любопытство». Он отличался удивительной, обаятельной любознательностью и плюс к тому редкой работоспособностью. Вообще, в нем неуловимо сочетались самые противоположные качества: умудренная зрелость и детская наивность, неутомимость и резкие перепады настроения… Не знаю, поняли ли вы меня, но то, что в другом человеке могло показаться чуть ли не экстравагантным, было для него органичным, естественным.