— Теперь убийца, коли взойдет сюда, сбежать не сможет, — шепнула она на ухо Альке.
Иноки степенно установили чашу на помост и стали наполнять её святой водой, привезенной в больших бутылях, которые они спускали с подводы. Когда та была полна, Алька перекрестилась и, поклонившись, попросила:
— Отец Михаил, пусть каждый поднимется и опустит руки в чашу, а вы спрашивайте.
Тот кивнул и взошел на помост:
— Слушайте люди! Каждый поднимется на помост и, поцеловав честной крест божий, опустит руки в чашу, и когда я спрошу: «ты ли виновен в смертоубийстве Настасьи Селивановой?» даст ответ «Да» или «Нет». Коли вода святая останется хладной — правду сказал, коли вскипит — солгал.
Толпа зароптала:
— Гришку надо бы!
— Пусть Гришка первый!
— Гришку лиходея сюда!
Алька тщетно, взойдя на помост, выглядывала в толпе Григория. Его не было нигде.
— Пошлите за ним, скажите — я зову.
Несколько мальчишек бросились врассыпную в разные концы деревни, кто в кузню, кто в их с Настасьей бывшую избу. Шли минуты ожидания.
Пока суд да дело, пусть соберутся все, кто сюда не пришел — даже дети. Испытание пройдут все.
— Барыня, матушка, детей то за что? А вдруг, какая ошибка и обварится дите!
— Всех от семнадцати и старше, кроме калеченых, что сами передвигаться не могут. Всех!
Ропот поутих, и крестьяне побрели по домам за детьми и теми, кто не явился.
Прошло больше часа, когда все были на месте. Григория не было, Алька нала тревожится. Народ ехидно посмеивался. Раздавались возгласы:
— Гришка убивец!
— Струсил, подлец, сбежал видно!
Возгласов становилось все больше и больше, они сливались, и из них постепенно вырастал общий гомон. Послышались крики:
— Пожечь лиходея!
— На первом суку вздернуть!
Толпа уже ревела. Алька тщетно пыталась их перекричать. Отец Михаил, несмотря на свой недюжинный бас, тоже не мог перекричать крестьянский сход. Алька почти плакала — она была в отчаянии. Где же ты, Гриша?
Внезапно все стихло. Воцарилась мертвая тишина. Толпа расступилась, к помосту шел Григорий. В белой холщовой рубахе- косоворотке, с черной гривой волос, развевающейся на ветру, он шел широкими шагами и остановился прямо у помоста перед Алькой:
— Ты звала меня, матушка, я пришел! — он встал перед ней на колени, глядя ей прямо в глаза, — вели что делать, — надо будет — голову под топор положу.
Алька стояла на помосте и смотрела вниз, на Григория, смотрела в его глаза, и сердце успокаивалось:
— Ты знаешь, что нужно делать, Гриша.
Он поднялся на помост и, поцеловав крест, опустил руки в воду. Толпа ахнула. Григорий поднял голову к небу и крикнул: