— Извини, — тихо произнесла Клэр. Но я ее перебила. И сказала ужасное, чего нельзя было говорить.
— Я знала. Я знала, что мне не надо ввязываться. Наверное, я обезумела, когда решила, что сумею справиться.
Нет, как бы я ни разозлилась, я вовсе не хотела сказать, что она мне не нужна. Но так прозвучало.
Тогда Клэр встала. Я видела, как трясется ее тело под шубой, но голос у нее был ровный и ледяной.
— Тогда не ввязывайся, — сказала она резко. — Оставь меня в покое.
Она сняла шубу и бросила ее на землю передо мной.
— Забирай, если замерзла. Мне она не нужна. Все равно я вас всех ненавижу.
И она кинулась прочь.
Догнала я ее только на Роттенхаус-сквер. Клэр сидела на парковой скамейке. Я села рядом, оставив между нами приличное расстояние. Она не смотрела на меня.
Цветные шары рождественских огней висели над нами, как маленькие планеты, а в освещенных окнах зданий вокруг площади двигались тени. Люди варили кофе, принимали горячий душ, готовя себя к зимнему дню.
Все еще не глядя на меня, Клэр заговорила, и то, что она сказала, напугало меня больше, чем мгновения, когда я проснулась и обнаружила, что ее нет.
— Я хотела исчезнуть.
— Клэр, — пролепетала я.
— Нет, мне просто хотелось понять, как это — вот так взять и исчезнуть. Мне было интересно.
— Что? — удивилась я.
— Интересно узнать, что случится со мной, если я останусь совсем одна. Знаешь, если бы никто не знал, где я и кто я, я все же была бы я? Или кто-то еще?
— И что случилось? — спросила я. — Ты была все еще ты?
— Да. — Она тяжело вздохнула. — Я стала беспокоиться, что ты проснешься до того, как я вернусь. Тогда я и поняла, что я все еще я. Потому что я боялась, что напугаю тебя, и потому что мне захотелось вернуться.
На секунду я подумала, что горечь ее направлена на меня, но когда я увидела ее измученные глаза, глаза человека, которого предали, я все поняла.
— Ты думаешь, твоя мама о тебе не беспокоится?
Клэр зажмурилась и покачала головой:
— Нет, не беспокоится. Она ушла и забыла обо мне. Как всегда делал мой отец. Если бы мама беспокоилась, она бы вернулась.
Мои собственные слова, сказанные несколько минут назад, эхом прозвучали в моей голове. Что со мной такое? Как я могла так орать на ребенка? В мире, наверное, нет человека, которого так часто бросали, как Клэр. Я подвинулась к ней и закуталась вместе с ней в шубу.
— Корнелия, — наконец прошептала Клэр, — я хочу кое-что тебе сказать, но боюсь.
— Не бойся, солнышко, — сказала я, гладя ее по волосам.
— Иногда я так злюсь на нее за то, что она ушла. У меня даже живот болит. Иногда я ее ненавижу.