Но я должна вернуться к себе (опять «я, я, я», как стук мотора или биение сердца), к моей истории, потому что она моя и мне ее рассказывать.
Кем я была в те дни после телефонного звонка? Трудно сказать. Многие считали меня почти вдовой. Я присутствовала на похоронах, которые мне помогли организовать секретарша Мартина Тереза Блам и его адвокат Вудс Роулингс, держа за руку Клэр, и представляла себе, что думают люди (а их собралось довольно много), глядя на меня — ростом с ребенка, прямая спина, вся в черном, разбитое сердце, но держусь. Меня почти тошнило. Кроме детей, никто так не вызывает жалость, как хрупкая маленькая женщина, и эта жалость, казалось, вытекала из всех глаз, прилипала к моей руке, когда ее пожимали, и слышалась в голосах, когда высказывали соболезнования. Если вы думаете, что это меня раздражало — так нет. Мне было просто досадно и хотелось все объяснить.
Есть люди, чья смерть заставляет вас глубоко горевать. И есть люди, чья смерть мешает восходу солнца, смерть, которая красит стены в черный цвет в каждой комнате, смерть, которая посылает грозовые тучи, и вы лишаетесь возможности слышать музыку и не узнаете собственную мебель и свое лицо в зеркале.
Я не любила Мартина Грейса. Не любила. Если стремление держаться за этот факт покажется вам бессердечным, особенно в тот момент, когда играют траурный марш Шопена, представьте, насколько было бы хуже притворяться перед всеми и особенно перед собой, что я его любила. Докатиться до такой лжи было бы неприлично и непростительно.
Но Мартин любил меня, и не думайте, что я этого не ценила. Я не хвастаюсь, просто знаю. В любви есть некая святость, не важно, востребована эта любовь или нет, и тот, кто не воспринимает эту любовь с благодарностью, просто эгоист. И в последние секунды я прошептала ему о своей благодарности, и она полетела, как птица, и я надеюсь, что она нашла Мартина.
Помню, что мне было холодно, что мои глаза и сердце были сухими. Но многое стерлось из моей памяти, еще тогда, когда превратилось в мутное пятно, освещаемое вдруг яркими четкими вспышками.
С адвокатом солидной юридической фирмы Вудсом Роулингсом мы встретились в его кабинете. Адвокат повернул ко мне свою круглую голову, вытаращил синие круглые глаза, показавшиеся мне двумя фарами, и спросил через блестящее озеро стола, почему Клэр жила у отца.
— Не совсем обычно, согласитесь. Затянувшийся визит. Миссис Хоббс куда-то уехала? Надеюсь, она здорова, — сказал он элегантным голосом.
— Она здорова, — ответила я, сохраняя спокойствие. — Ей потребовалось побыть одной, попутешествовать и подумать. Мартин, естественно, не мог отказаться, поскольку она столько лет воспитывала дочь одна. Откровенно говоря, я не знаю точно, где она сейчас, хотя она и упоминала Испанию как одну из целей своей поездки. — Я не отвела глаз. Даже не моргнула.