Он повернулся ко мне.
— Она меня ненавидит, этот агент. Я встречал ее в городе несколько раз за эти годы, так она всегда грубо воротила от меня нос. Знаешь, что я больше всего в тебе люблю? — Вот так просто, такой переход.
Мне понадобилась минута, чтобы сказать «Что?», потому что слово «люблю» летало по комнате, хлопая крыльями. Я посмотрела на маленькое светящееся личико орхидеи, ища помощи, но, как все орхидеи, она была занята только собой, погружена в свою красоту.
— Твою неподвижность. Когда ты слушаешь. Я не знаю ни одного человека, кто так неподвижен, когда слушает.
Комплимент, свет, орхидея, напитки в наших руках, Чер Бейкер, тихо поющий «Время от времени». Это был один из упавших с неба серебристых моментов, когда ты стоишь и веришь, что все в этом мире изящно, очаровательно и гармонично, особенно ты сама. Поставив стакан, я подарила губам, которые наградили меня такими бесценными словами, поцелуй высшей пробы.
Почти «Окно во двор»
Грейс Келли сама похожа на орхидею и смотрит на мир отстраненно. Она может усмехаться, может флиртовать, да так, что никому мало не покажется. Это мне больше всего нравится в «Окне во двор»: какой естественной она становится, когда видит Джимми Стюарта, как блестят ее глаза, когда она открывает потайное отделение в своей сумке от Марка Кросса, и мы видим пеньюар и домашние тапочки, которые она принесла с собой. «Были ли у нее планы на вас, мистер?» — говорят пеньюар и тапочки с потрясающей откровенностью.
В тот момент, когда я наклонилась к Мартину, чтобы поцеловать его, мы покачнулись, задев столик с орхидеей. Орхидея, конечно же, и глазом не моргнула, не сдвинулась с места, но моя сумка, стоящая на другом конце столика, полетела на пол, раскрылась, и часть вещей вывалилась. Не все, только два предмета. Мы с Мартином одновременно наклонились, чтобы поднять их, едва не стукнувшись лбами. Я схватила зубную щетку, он — трусики. Я собралась извиняться, но потом передумала и усмехнулась. Мартин, да благословит его Господь, тоже усмехнулся.
«Дурная слава»
Нашим усмешкам помешал звон кухонного таймера, и моей первой мыслью было: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только бы он не сказал «Звонок как раз вовремя», потому что это будет чересчур очевидно и неловко. Но разумеется, он ничего такого не сказал, я видела, что такое даже не пришло ему в голову, чего — куда уж тут денешься — нельзя сказать обо мне. Он направился в кухню и по пути обернулся, чтобы бросить мне трусики и улыбнуться. Я сунула все в сумку и пошла за ним на кухню.
Это была утка, она мерцала и пахла божественно. Мартин стоял и тыкал в нее вилкой с уверенностью, которую я редко проявляю, когда готовлю, хотя в принципе я довольно хорошая повариха. Я подошла к нему сзади и обняла за талию. Благодаря моим невероятно высоким каблукам и многолетнему опыту стояния на цыпочках, мне удалось положить щеку ему на плечо. Свитер у него был светло-зеленый и самый мягкий из всех, к каким мне доводилось прикасаться.