— Но, ты виновен?! — произнес Матвеев, неожиданно изменив голос. Он, как будто начал требовать от незнакомца признания.
— Нет, это не я. Вы не знаете… — вдруг голос Сурина понизился, и он начал плакать, словно малое дитя. — Он заставил меня это сделать. Я не хотел этого, я… — неожиданно Сурин схватил руками решетку и начал биться об нее головой.
Матвеев от неожиданности отскочил назад.
— О боже. Надо прекратить этот допрос, — сказал Рахимов, испугавшись за арестанта. — Этак он разобьет себе голову.
— Вы правы, — сказал Матвеев.
Им еле удалось оторвать незнакомца от решетки. Дверь в камеру была окутана тяжелыми цепями. На петлях висел большой замок.
— Вы можете открыть его? — спросил Рахимов, вспомнив об отмычках.
— Сейчас этого делать не нужно, — ответил Матвеев. — Мы не знаем, что это за человек, и почему монахи его посадили за решетку. К тому же, будучи на свободе он может нас выдать.
Неожиданно незнакомец остановился и отошел в дальний темный угол камеры, где растворился во мраке.
— Вряд ли теперь мы добьемся от него чего-то, — сказал Матвеев.
— Вы правы, — ответил Рахимов. — У него тяжелое психическое расстройство.
— Нам пора возвращаться, а кружку возьмем с собой.
— Зачем она нам? — удивился Рахимов.
— Отпечатки пальцев. Они понадобятся. Если это похищение человека, то я должен выяснить все об этом Геннадии Сурине, как он сам себя назвал.
— Но там есть и мои отпечатки, я тоже касался этой кружки, — сказал Рахимов.
— Ваши отпечатки меня не интересуют, главное, что на кружке есть его отпечатки, — произнес Матвеев.
Они собирались уже уходить, как вдруг незнакомец буквально набросился всем своим весом на решетку, сильно ударившись об нее. Он схватил руками стальные прутья и начал дико кричать. Его глаза были похожи на взгляд сумасшедшего. Так же неожиданно он успокоился, и дико закричал:
— Не забирайте свет! Оставьте…. я боюсь темноты! — кричал незнакомец.
— Оставьте лампу, иначе он не успокоится, — сказал Матвеев.
Когда они вышли из подземелья, в библиотеке с верхних окон появились, едва заметные, первые лучи солнца.
— Надо торопиться, — сказал Матвеев, — пока не рассвело.
Они оба незаметно вернулись к себе в комнату, не встретив ни одного монаха.
— Боже, как сильно болит голова, — неожиданно сказал Матвеев, тяжело опустившись на кровать. — У вас есть таблетки от головной боли?
— К сожалению, нет, — ответил Рахимов. — Я сейчас сделаю для вас чай. Он всегда успокаивает меня. Может быть и вам поможет? Хотя… о, черт… меня сильно тошнит, — сказав это, он умчался в уборную.
Когда он вернулся, то чувствовал себя намного лучше.