Видар подался вперед. Лицо для визита в эту пивную он выбрал вполне подходящее – землисто-желтое, скверно выбритое, как и у всех вокруг, вот только о запахе изо рта позабыл.
– Вы будете хранить молчание, – буркнул Видар, – относительно всех прочих агентов Дикой Охоты, которых сумеете распознать при дворе.
От изумления у Луны перехватило дыхание.
– Как я хранил ваш секрет в тайне, – сквозь зубы цедя слово за словом, продолжал Видар, – так вы сохраните в тайне мой. А также, согласно данному обету, не допустите, чтобы хоть слово о сих делах достигло ушей королевы – каким бы то ни было путем. Вы меня понимаете?
Корр… Неудивительно, что в последнее время Видар ко двору носа не кажет! Должно быть, боится, как бы Инвидиана не прознала всей правды о покойном рыцаре… и о нем самом.
Луна и Солнце, что же он затевает?
– Вполне понимаю, милорд, – ответила Луна, придержав при себе и этот вопрос, и всю прежнюю грубость.
– Прекрасно, – злобно осклабился Видар, подавшись назад. – Тогда ступайте отсюда. Я рад вашему обществу не более, чем вы моему.
Этому приказу Луна повиновалась без возражений.
Округ Фаррингдон Внутри, Лондон,
6 мая 1590 г.
Кратчайший путь в Халцедоновый Чертог лежал через Ньюгейт, и Луна преодолела его, почти не глядя по сторонам. Все ее мысли были заняты вопросом: что может повлечь за собою Видарово требование?
Должно быть, он заключил союз с Дикой Охотой. Но зачем? Неужто потерял все надежды взойти на престол вместо Инвидианы? Теперь, зная, как она пришла к власти, Луна не допускала и мысли о том, что свергнутые короли позволят кому бы то ни было занять место узурпаторши. Если он думает, будто сумеет обвести их вокруг пальца…
До входа в Чертог близ церкви Святого Николая в Мясных рядах остался какой-то десяток футов, и вдруг по ушам полоснул громкий пронзительный крик.
Сердце в груди сжалось от страха. В раздумьях Луна легко могла не заметить подкрадывающегося сзади. Разом напрягшиеся, нервы загудели, затрепетали, но нет: все вокруг только настороженно уставились на нее, гадая, отчего она вдруг замерла посреди улицы, как вкопанная.
Между тем крик был издан не дивным и не человеком: то верещала сойка, сидевшая на карнизе дома как раз напротив потайной двери. Сидевшая… и взиравшая прямо на Луну.
Не сводя взгляда с птицы, Луна с опаской шагнула вперед.
Громко захлопав крыльями, сойка спорхнула с карниза и с диким, режущим уши криком метнулась ей прямо в лицо. Луна втянула голову в плечи, вскинула руки, защищая глаза, однако птица даже не думала нападать – всего лишь кружила над головой да верещала что было сил.