Как известно, сей мир живет по определенным законам, и ни Инвидиане, ни Луне их объяснять не требовалось. Один из этих законов гласит: что сделано трижды, сделано навсегда.
Тут – впервые с тех пор, как торговалась с Инвидианой – заговорила и Луна.
– Полюбив, мы не можем взять чувств обратно, – сказала она. – Можем лишь наслаждаться всем, что они нам приносят – не только радостью, но и горем, не только надеждами, но и скорбями. Теперь он настолько же дивный, насколько и смертный. Не знаю, куда ты пойдешь, но ты вполне можешь пойти с ним.
Суспирия отняла от сморщенного лица иссохшие костлявые ладони, усыпанные «печеночными пятнами». Девен не сразу сумел понять, что она плачет – столь глубоки были овраги морщин, в которых прятались слезы.
Инвидиана была злой. Суспирия – нет. Сердце Девена сжалось от боли, и в тот же миг в его ладонь скользнула рука Луны.
Перемены начались исподволь, едва заметно для глаз. Поначалу Девен и не заметил, как старческие морщины сделались не столь уж глубоки, а «печеночные пятна» поблекли. Совсем недавно одряхлевшая на его глазах, теперь Суспирия на глазах молодела. Спустя недолгое время старость отступила прочь, открыв взгляду лицо той, кого полюбил Фрэнсис.
Та же бледная кожа, те же черные, словно тушь, волосы, те же черные глаза и алые губы… однако прежнее совершенство, внушавшее страх и тревогу, уступило место обычной красоте дивных, заметно – достаточно, чтоб захватило дух – непохожей на человеческую, но не внушающей невыносимой жути, не леденящей кровь. Естественной.
Последняя слезинка, прозрачная, словно хрусталь, повисла на кончиках ее ресниц и пала вниз.
– Благодарю вас, – прошептала Суспирия.
С этими словами она, подобно Фрэнсису Мерримэну, начала истончаться, рассеиваться в воздухе, а когда трон опустел, Девен понял: оба ушли навсегда.
* * *
Какое-то время оба молча стояли у трона, невдалеке от мертвого Ахилла да сжавшейся в комок Эвридики и пары эльфийских рыцарей, а Луна никак не могла свыкнуться с тем, что видела и пережила.
Но вот одна из колонн треснула, переломилась надвое, и Луна осознала: гром не утих – напротив, звучит много ближе.
А Суспирия ушла.
– Что это? – спросил Девен, заметив страх на ее лице.
– Дикая Охота, – сбивчиво заговорила Луна. – Я собиралась просить Суспирию… Камень… сестры думают, что короли могут сменить гнев на милость, откажись она от власти… но теперь ее нет. Что же будет?
Не успела Луна договорить, как Девен сорвался с места и очертя голову помчался через зал, направляясь к трону. Нет, не совсем: обогнув трон сбоку, он уперся ладонями в серебряную спинку и поднажал.