Вот это, стоило надеяться, пробудит в душе господина главного секретаря толику сочувствия. Сам Уолсингем был рожден в семье, обладавшей куда более обширными связями, чем семья Девенов, однако и рыцарского звания, и должности в Тайном Совете добился сам. Удастся ли Девену поразить столь высокую цель? Сомнительно, однако он будет метить как можно выше.
Но, может быть, его слова обернутся вспять, словно нож в руке, и поразят его самого?
– Значит, на службу вас зовет не любовь к Англии и ее королеве, а собственные амбиции, – сказал Уолсингем.
Подавив непроизвольный порыв втянуть голову в плечи, Девен опрометью бросился спасать все, что еще можно спасти.
– Одно другому не противоречит, сэр.
– Для некоторых – еще как.
– Господин секретарь, я вовсе не диссидент-католик и не изменник, болтающийся на конце шнурка, стягивающего кошелек иноземных владык, но честный и верный англичанин.
Уолсингем смотрел на него, словно бы взвешивая все его достоинства и недостатки, всю слабость и силу, одним лишь взглядом. По-своему разговор с ним был столь же нелегок, как аудиенция с Елизаветой.
Под острыми жалами его глаз Девена потянуло продолжать – выложить на стол одну из немногих имеющихся карт, которая сможет склонить главного секретаря на его сторону и исправить вред, нанесенный сказанным прежде.
– Слышали ли вы о происшествии в Хэмптон-Корт?
Уолсингем кивнул. Разумеется, он обо всем слышал.
– Тогда вам должно быть известно, что на злоумышленника наткнулся не кто иной, как я.
– И пустился за ним в погоню по крышам.
Девен с силой сцепил пальцы за спиной.
– Пусть так. Конечно, господин секретарь, у вас нет причин верить мне на слово, но той ночью я был безмерно далек от мыслей о каких-либо амбициях. Я пустился в погоню, ничуть не заботясь о собственной безопасности. И я не из гордости все это говорю – просто хочу, чтоб вы поняли: имея на раздумья всего лишь миг, я подумал о благополучии королевы. А когда этот человек скрылся, исчез в ночи, – проклинал свою неспособность поймать его. Надо сказать, я вовсе не желаю снова бегать по крышам, а вы, господин секретарь, посвятили жизнь тому, чтоб в этом не возникало необходимости. Вы устраняете угрозы еще до того, как они приблизятся вплотную к Ее величеству. За это дело с радостью взялся бы и я. Мне очень хочется служить королеве и ее благополучию, не просто стоя у дверей с золоченым топориком в руках.
Он вовсе не намеревался говорить так долго, однако Уолсингем не перебивал, предоставив ему болтать, сколько заблагорассудится. Разумный ход: чем больше Девен говорит, тем менее обдуманными становятся его слова, тем более он склонен говорить от души. Оставалось только надеяться, чтобы душа подсказала речи скорее пламенного патриота, чем неоперившегося юного идеалиста.