И никто — ни старшина, ни командир корабля, ни корабельный врач, — ничего не замечали.
А Павел Иванович заметил. Как только Демич прибыл на корабль, на котором Павел Иванович служил специалистом водолазных работ, так на первой же тренировке и заметил. Вечером свободные от вахты офицеры после ужина обычно уходили в город или в каютах готовились к занятиям, а Павел Иванович к матросам тянулся. Как-то остались они вдвоем у обреза с окурками. Лейтенант спросил матроса о письмах из дому, поинтересовался учебой и постепенно перевел разговор на проведенную в тот день тренировку.
— Давно вы стали бояться воды? — неожиданно спросил лейтенант.
Прохор растерялся. Слышал он от старых водолазов, что когда человеком овладевает страх перед глубиной, — дело конченное, его немедленно отчисляют из водолазов. А Прохор боялся глубины и любил ее, стремился к ней, надеялся побороть в себе чувство страха. Поэтому и скрывал свою беду от других. Но если узнает о ней корабельный специалист водолазных работ, пожалуй, не станет возиться, на другой же день Прохора спишут на берег.
— Я помочь вам хочу, Демич, — мягко сказал лейтенант, касаясь рукой плеча Прохора. — Страх опыта боится. Надо чаще под воду спускаться. Завтра вместе на грунт пойдем. Хорошо?
Говорят: «Тяжело в ученье — легко в бою»… Не знает Прохор, в бою легко ли. Но ему и сейчас кажется, что за годы службы вода в море заметно посолонела. От его пота посолонела. Ох, и умеет же его выжимать с человека офицер Майборода, умеет! И вместе с потом всякую дурь: страх, лень, нерадение, несобранность. Много кое-чего он из Прохора выжал, пока водолазом сделал.
…И вот сидят они, демобилизованный матрос и бывший его командир, в кубрике, как будто никогда и не расставались. Прохору все хочется рассказать Павлу Ивановичу: и о погибшем в годы войны отце, и об обиде своей на Олефиренко, и о неприязни к Качуру, о неудачной попытке объясниться с Осадчим, повлиять на Бандурку, и даже… Нет, нет, этого он Павлу Ивановичу не скажет, об этом он даже самому себе еще боится признаться.
Павел Иванович внимательно слушает Прохора, положив узловатые коричневые от загара руки на стол и изредка поправляя падающую на лоб мягкую каштановую прядку волос. Густые брови то хмурятся, когда Прохор горячо говорит о несправедливом обвинении его в дезертирстве и о том, что в экипаже «Руслана» много неполадок, то высоко удивленно приподнимаются, когда Прохор рассказывает о водолазе Качуре. Странный этот Качур, и все, что он говорил Демичу, конечно, вранье: не может водолаз припрятывать в море ценности, найденные на затонувшем судне, и потом тайком поднимать и сбывать их куда-то, ведь каждый спуск под контролем, на виду у экипажа. Но зачем ему было предлагать Прохору деньги? В какие темные махинации Качур хотел запутать его, и почему то запугивал Прохора, то старался задобрить, подружиться? Честный человек так вести себя не будет.