Жизнь зовет. Честное комсомольское (Кузнецова) - страница 27

— Походит на пальму, а идет на силос, — говорит Рита. Она стоит на поле турнепса, и ботва закрывает ее ноги до колен.

Рита и Павел рвут турнепс в обе руки, чтобы отнести ребятам.

— Он хорошо утоляет жажду и вкусно хрустит на зубах, — смеется Рита. У нее задорно морщится короткий носик и в глазах прыгают веселые искорки.

Обратно они идут медленно. Павлу хочется, чтобы путь этот был как можно длиннее, потому что ему нужно поговорить с Ритой, многое спросить у нее. Но он молчит. Заговаривает не он, а она:

— Ты кем хочешь быть?

— Не знаю.

Павел отвечает искренне. Когда он думает о будущем, ему рисуется темная, беззвездная ночь.

— Не знаешь? — удивляется Рита. — А я — педагогом. Что? Неинтересно?

— Почему? — пожимает плечами Павел. — Если влечет к этому делу, то интересно. Но я бы не мог быть педагогом.

— Почему? Разве неинтересно воспитывать человека, помогать избавляться ему от всяких недостатков?

— У тебя что, мать учительница?

— Нет, отец педагог. А у тебя?

— Мама у меня работает воспитательницей в детском саду. А отца нет. Впрочем, есть, но он ушел от нас, когда мне было двенадцать лет.

— Ушел! — с возмущением и ужасом говорит Рита. — И ты его любил?

— Очень любил. Больше всех на свете.

Рита с состраданием смотрит на Павла.

— Знаешь, Павел, — говорит она, — как бы я хотела быть такой, как Макаренко! Вот дали бы мне колонию малолетних преступников, и я бы их перевоспитывала.

Яркая краска заливает лицо Павла.

— Думаешь, это легко? — говорит он. — Трудно перевоспитывать не только настоящих преступников, но даже и тех, кто случайно совершил преступление, потому что и у этих на душе такой мрак, такое отчаяние…

Рита слушает Павла. Она чувствует: что-то в этом разговоре задело его за самое сердце. Волнение охватывает ее, и она смотрит на Павла настороженным взглядом.

«Ни на один день невозможно отойти от прошлого, — думает он, — решительно все напоминает… Уехать бы в другой город или куда-нибудь на Север…»

И он представляет снежные горы, карликовые березки, покрытые пушистым серебром куржака и непроглядную, спокойную ширь тундры.

Они уже подошли к картофельному полю. Павел молча отходит от Риты, берет свою лопату и с ожесточением всаживает ее в землю.


К вечеру на коне прискакал из правления колхоза рябой, толстый парень.

— Кончай работать, замерять буду! — командует он и идет по полю, неодобрительно поглядывая по сторонам.

— Картошку пооставляли! — говорит он, наклоняясь. — Что это? Что это? — приговаривает он сердито, поднимает картофелины и, прищурив глаз, долго целясь, запускает их в кучу. Видимо, это доставляет ему удовольствие.