— В девяти случаях из десяти… — начал Гуннарссон, откинувшись на спинку стула и чистя банан, — затруднения подобного рода разрешаются сами собой… Я так думаю, она сидела в машине со своим мужиком, они поругались; наконец он решил, что с него хватит, высадил ее на обочину и уехал.
— Она не замужем, — напомнила Сонья.
— По статистике, — продолжал Гуннарссон тем же менторским тоном, — большинство детей в Швеции рождается вне брака…
— Вот, — перебила его Сонья. — Пиа Абрахамссон ходатайствовала о личном опекунстве над своим сыном Данте, а отец пытался обжаловать…
— Значит, мы теряем связь с Викки Беннет? — спросил Буссе.
— Попробуйте сначала связаться с отцом, — предложил Йона.
— Я займусь этим, — вызвалась Сонья и ушла в глубь автобуса. Йона спросил:
— А что было под окном Викки Беннет?
— На земле — ничего, но мы нашли отпечатки и следы свернувшейся крови на подоконнике и на внешней стороны рамы, — ответил один из криминалистов.
— А на опушке?
— Мы не все успели осмотреть — пошел дождь.
— Но Викки, скорее всего, побежала прямо в лес, — задумчиво проговорил комиссар.
Он взглянул на Буссе Норлинга, сидевшего на старом стуле. Буссе согнулся над картой с циркулем, воткнул острие в Бригиттагорден и очертил круг.
— Машину угнала не она, — заявил Гуннарссон. — Черт возьми, невозможно три часа идти по лесу до восемьдесят шестого шоссе, а потом по самому шоссе, пока…
— Но в ночное время ориентироваться нелегко… так что она могла идти и три часа, — заметил Буссе.
Он пальцем прочертил на карте полукруг: с востока от болотистой местности — наискосок на север. Йона сказал:
— Тогда время сходится.
— Отец Данте сейчас на Тенерифе, — крикнула Сонья из хвоста автобуса.
Улле Гуннарссон тихо выругался, подошел к рации и вызвал Мирью Златнек.
— Это Гуннарссон. Вы сняли свидетельские показания у матери?
— Да, я…
— Получили какие-нибудь особые приметы?
— Это было нелегко. Мать тонет в эмоциях и не может дать связную картину. — Мирья шумно выдохнула. — Она страшно нервничает, говорит про скелет с нитками из рук, скелет вышел из леса. Девочка с окровавленным лицом, девочка с ветками вместо рук…
— Но она говорит — «девочка»?
— Я записала ее показания, но она говорит такие странные вещи… Ей надо успокоиться, только тогда она расскажет нам что-нибудь как следует…
— Но она упомянула какую-то девочку? — медленно проговорил Гуннарссон.
— Да… несколько раз.