Фабрикант также снова напомнил доктору про случайно подслушанный им его разговор с лжелетчиком, оказавшимся беглым австрийским военнопленным:
— Я не могу позволить, чтобы военные секреты оказались в руках человека, чьим великолепным венским произношением восхищался разоблаченный враг. Как мне помнится, австриец даже назвал вас «Герр оберстом». Поэтому или вы немедленно дадите нам объяснения на этот счет, или с этой минуты я тоже буду к вам так обращаться, Герр оберст.
Доктору пришлось оправдываться:
— Я учился медицине в венском университете и проходил стажировку в лучшей клинике австрийской столицы. Отсюда мой венский акцент. Теперь, надеюсь, вы мне доверяете? Немецкий — это язык науки, большинство хороших учебников по медицине написано на нем. Большинство моих коллег хорошо знают немецкий. Культурным людям это должно быть известно!
Последняя фраза была сказана явно с целью уколоть фабриканта, гордящегося своим простонародным происхождением. Тем не менее после короткого совещания большинством голосов было решено, что до Петербурга секретные документы должны находиться у кого-то другого. Певица сразу взяла самоотвод, резонно заявив, что это не женское дело охранять военные секреты. Сергей тоже постарался уклониться от обязанностей нового курьера, ибо предпочитал пока наблюдать за развитием событий со стороны. В итоге важные штабные бумаги оказались у фабриканта Ретондова, что не могло ему не польстить. Доктору пришлось согласиться с таким решением, хотя было заметно, что его самолюбие сильно уязвлено. Старик не был лишен тщеславия.
— Какой из ваших заводов вы намерены мне отдать? — поинтересовался Сергей у фабриканта за ужином. — Ведь вы проиграли мне пари.
— Это была шутка, — энергично жующий крепыш насмешливо взглянул на Сапогова. — Да и потом, зачем вам завод? Вы ведь все равно не знаете, как им управлять.
— Нет, нет. Извольте сдержать данное слово, — запальчиво настаивал Сергей. — Хочу напомнить, что вы при свидетелях пообещали отдать мне любой из своих заводов, если я найду документы.
— Я же сказал, что пошутил, — откинувшись на спинку стула, благодушно рассмеялся Ретондов. — Все равно ни один суд не примет к рассмотрению такой иск. Вот если бы я дал вам расписку, тогда другое дело.
— Значит, вы признаетесь, что у вас нет чести? — с неприязненным удивлением осведомился у собеседника Сергей.
На скулах фабриканта проступили красные пятна, вальяжная улыбочка сползла с его лица. Теперь он зло смотрел на Сергея и с досадой процедил сквозь зубы:
— Напрасно я тогда уступил вам дорогу на стыке между вагонами. Надо было выбить пистолетик у вас из рук и сойтись в поединке один на один. Нас там было двое, так что никто бы не узнал, по какой причине вы свалились под колеса.