Коренев открыл розыскное дело, достал фотокарточку и положил на стол.
— Узнаешь?
Это было фото Тихомирова, выданное его матерью. Киллер сидел за барной стойкой где-то в Турции, держась за пивной бокал, и хмуро пялился в камеру. Зрачки отсвечивали красным.
Гарик слегка наклонил голову, посмотрел на снимок без всякого любопытства. Пожал плечами.
— А кто это такой?
— Еж.
Гарик поднял глаза от снимка, посмотрел Лису в глаза и нагло ухмыльнулся.
— Похож на артиста одного, — сказал он. — Подонков всяких играл. Не помню только фамилию.
— Тихомиров его фамилия. Он действительно из подонков. Только он такой же артист, как ты режиссер.
Гарик помрачнел. Фамилии Ежа даже он не знал, и такая осведомленность начальника УР его сильно насторожила. Что он такого раскопал?
— Хватит загадки загадывать, — процедил Гарик.
— А никаких загадок и нет. Ты режиссер, придумал сцену, выписал артиста, он эту сцену сыграл, а потом… Куда он потом подевался?
— Не вешай лапшу, начальник! Не знаю я этого типа.
Лис усмехнулся.
— Странно! А я вот буквально вчера беседовал с человеком, который видел вас вместе осенью 2008-го на судовом кладбище! Тебя и артиста твоего! Как же так, Гаркушин?
— Начхать, кто и с кем меня видел! Я тебе уже ответил. К тому же в отстойнике я вообще не бываю! Чего мне там делать? Бомжей гонять? Так это твоя работа, а не моя!
Он держался уверенно, лицом не суетился, даже не пытался изобразить из себя невинную овечку. Скорее изображал травленого волка, которого просто так не возьмешь.
— А если я очняк проведу? Ты как, Гаркушин, не возражаешь?
Лис внимательно наблюдал за ним, но Гарик не дрогнул ни единым лицевым мускулом.
— Проводи что хочешь! — буркнул он. — Мне фиолетово!
Но глаза метнулись: туда-сюда! Взглядом управлять труднее, чем мускулами.
Лис поднял трубку внутренней связи.
— Заводи свидетеля!
Точнее было сказать — лжесвидетеля. Накануне Лис договорился с охотником за цветным металлом Халиловым, чтобы он подтвердил одну-единственную вещь. Не для следствия и суда — исключительно для Гарика. Чтобы запудрить ему мозги и взять на понт.
Дверь кабинета распахнулась, и Волошин ввел «свидетеля». Его не приводили в порядок — та же длинная желтая куртка, тот же тросик в штанах, та же щетина, те же грязные потеки на острых скулах. Словом, он был «в образе».
— Заходи, Леша, — приветливо, даже слишком, сказал Лис. — Посмотри, ты знаешь этого человека?
Халилов должен был обойти стул с Гариком, внимательно осмотреть бригадира с головы до ног, задуматься, почесать в затылке или поковыряться в носу и раздумчиво сказать: «Дык, это он на том пароходе был, на „Горьком“. А с ним еще один, в черной одеже…» И посмотрев на предъявленный Лисом снимок, добавить: «Точно, вот с этим самым!» На репетиции все прошло гладко, а сейчас, перед тем как получить обещанные пять тысяч рублей, Халилов должен был сыграть не хуже любого профессионального артиста.