Да, глаза выдают глубоко скрытые чувства. И Лис понял, что он не ошибся. Только догадки к делу не пришьешь, а выражение взгляда доказательством не является. Но Гарик понял, что он понял. И зло окрысился:
— Хватит, мусор, порожняки гнать! Давай пропуск на выход!
— Порвут тебя, Гаркушин, на куски порвут!
Лис взял повестку, подписал, швырнул… Листок бумаги не долетел и спланировал Гарику под ноги.
— Все, Гаркушин, топай отсюда. Подумай над тем, что я сказал.
Гарик побелел — то ли от страха, то ли от бешенства. Выдержка, похоже, изменила ему. Сжатые в кулаки руки дернулись, по лицу пробежала судорога.
— Ну, что уставился, как хер на бритву? — Лис с усмешкой наблюдал за ним. — Или думаешь, что можно меня грохнуть и все будет хорошо? Не выйдет, я же всегда страхуюсь. Иди, думай!
Гарик нагнулся, поднял повестку и волчьей походкой вышел из кабинета.
* * *
Степашка и Мокей ждали на улице, в стороне от здания УВД. Самоха на «линкольне» укатил в гараж менять какое-то реле, сказал, что вернется раньше, чем шеф выйдет. Так что охладиться было негде, стояли на жаре. Не в ментовку же идти! Тем более, что могучий сержант в бронежилете и с автоматом у входа их бы туда не пустил.
У Степашки нос сразу покраснел, и щеки, и лоб — короче, вся рожа покраснела и потом покрылась. А у Мокея ничего не покраснело. Мокей объяснил, что у него нордический тип организма, капилляры спрятаны глубоко. А у Степашки, значит, тип другой, не нордический. Какой-нибудь восточный. Может, даже африканский. Степашка с таким объяснением не согласился. Он сказал, что весь пот у него от шрамов, которые остались после того выстрела из «травматики», ну тогда, на 31-й линии. Это заслуженные шрамы, нехер гнать. А Мокей просто разжирел, у него всюду сало, даже на морде. Поэтому он не потеет. Обезьяны тоже не потеют — у них что, тоже организм нордический? Мокей на это сказал, что у него тоже шрамы есть, ему тогда на 31-й линии ножиком бок покромсали, это тебе не «травматика» какая-нибудь, он чуть не сдох… В поисках истины они едва не подрались, но потом Степашка достал из кармана фляжку с виски, и через какое-то время оба пришли в хорошее расположение духа. А тут и Самоха отзвонился: сообщил, что мчит обратно. Пацаны обрадовались: одной проблемой меньше.
Но Самоха не успел. Гарик вылетел из тяжелых дверей так, будто ему дали пинка под зад. Бульдожья челюсть выставлена вперед, глаза зло прищурены, желваки вздулись…
— Где машина?! — рявкнул он и протянул руку. — Давай ствол!
— Здесь?! — удивился Мокей. — Стремно…
— Давай! — бригадир распахнул пиджак, и Мокей, озираясь, сунул пистолет ему во внутренний карман.