И вот она стояла на скале — залитая лучами восходящего солнца, напоминающая медное изваяние. Гигантский красный шар вынырнул из-за серых скал, и пятна бликов усыпали землю, словно лепестки роз.
— Спрячься за камнем. Посмотри, Тигран ли это, но ни в коем случае не подавай голоса, — прошептал Камран.
Асмик порывисто повернулась к нему; от ее трепетного, живого взгляда у него защемило сердце.
— А если он станет меня звать?!
— Даже в этом случае. Послушайся меня, Жасмин, — взволнованно произнес он и тихо добавил: — Хотя бы раз в жизни.
Они вместе отошли назад, отступили за камни. Вскоре арабы показались на противоположном краю обрыва. Один из них вытолкнул мальчика вперед, а второй наклонился к нему и что-то сказал.
— Мама! Мама, ты там? — Звонкий голос ребенка срывался. — Это я, Тигран!
У какой женщины хватит сил совладать с чувствами при виде собственного ребенка, которого она давно оплакала?!
Камран был начеку. Он вовремя схватил Асмик, не дал ей выбежать вперед, зажал рот, подавив готовый вырваться крик. Она изворачивалась и кусалась, но он был безжалостен и тверд. Остальные мужчины стояли в растерянности, не зная, стоит ли вмешиваться.
— Успокойся, Жасмин! Если ты сохранишь спокойствие, то скоро обнимешь своего сына.
Их взгляды встретились, и Асмик все поняла.
— Ты не можешь…
— Могу. Ты — мать Тиграна, ты ему нужна. А меня он даже не знает.
В его словах звучали сожаление, горечь и — величайшее облегчение. В глазах, будто солнце в темной заводи, плескались любовь и ласка.
— Я не переживу этого…
— Переживешь. С тобой будут дети. Я уверен, что твоя дочь тоже жива.
Он ненадолго задержал руки на ее плечах, после чего вышел вперед и крикнул:
— Чего вы хотите? Что вам нужно в обмен на мальчика?
Арабы о чем-то совещались, потом один из них ответил:
— Тебя, собака!
Камран облегченно вздохнул и закрыл глаза. Внезапно перед ним пронеслась вся его жизнь; это продолжалось всего несколько мгновений, мгновений простительной, горькой и одновременно сладкой слабости. Помедлив, он сказал:
— Я согласен! Где и когда мы встретимся?
Пока они договаривались, Асмик дрожала всем телом. По щекам женщины катились крупные, тяжелые слезы. Она больше не считала нужным скрывать ни свою слабость, ни свою любовь. Только было слишком поздно…
— Сколько ошибок, сколько всего ненужного в нашей жизни, — прошептала она, когда он вернулся.
— Безупречен только Бог, человек несовершенен. Вероятно, так было задумано с самого начала, потому в том нет нашей вины, — сказал Камран.
У них было мало времени, чтобы проститься. Остальные мужчины предупредительно отошли на расстояние, чтобы Асмик и Камран остались одни.