Все-таки жаль, что новый член Государственного Совета генерал-лейтенант Дюгамель никоим образом к моей губернии не относился. Забавно было бы отметить факт его убытия в Россию в первом пункте отчета.
«Движение народонаселения в губернии». Дотошный Фризель и новый председатель только что созданной губернской статистической комиссии князь Костров постарались пересчитать всех, кто этой весной стронулся с обжитых мест. Интересно было читать. Шестьсот казацких семей общим счетом почти в четыре тысячи человек. Две роты солдат с припасами – это новый гарнизон крепости. По Чуйскому тракту только добровольных переселенцев прошла целая армия. А если еще и ссыльных учесть – так даже и орда.
Две тысячи двести человек из поселка при томском заводе переселены, наоборот, на север. Еще в саму губернскую столицу на постоянное жительство приписаны почти пять тысяч. Добавить к сухой статистике пространные объяснения – кто, куда и по какой надобности, так первый же пункт отчета уже страниц на шесть расползается. А еще ведь и информацию о родившихся в уходящем году детях нужно сюда включить. Ни много ни мало – восемнадцать тысяч шестьсот новых маленьких сибиряков.
Ребенок Бутковской пойдет уже в статистику будущего года. Он… или она… УЗИ еще не изобретено, поэтому только Богу ведомо, какого пола малыш родится в начале мая 1866 года.
– Герман, я должна тебе открыться, – нерешительно выговорила Карина при последнем моем ее посещении. – Я…
– Влюбилась? – хмыкнул я, стягивая с плеч полукафтан.
– Нет… – Она прижала руки к груди. – Я… я непраздна.
Едрешкин корень! Я замер на месте. Герочка рычал, бился в клетке моего черепа и требовал решить все дело одним метким выстрелом. А по пути рисовал все прелести женитьбы на содержанке, чтобы я не решился вдруг на благородный поступок.
– И я… – Получилось хрипло. Пришлось прокашляться, чтобы голос звучал более или менее ровно. – И я его…
– Нет, любезный Герман, нет! – Женщина сделала шаг ко мне и вдруг неожиданно упала на колени. – Прости меня! Простите, ваше превосходительство! Он… Он один поляк…
Я встал и отвернулся, чтобы не показывать полячке, как был рад. Прямо будто гора с плеч свалилась.
Взял мундир, прежде небрежно брошенный на спинку стула.
– Ты ныне дама с хорошим приданым, – придавливая ликование души, строго сказал я. – Выходи за этого человека замуж и живите счастливо. А я…
И все-таки было немного жаль терять эту девушку. Может быть, поэтому голос предательски дрогнул?
– А я стану за вами присматривать, чтоб твой поляк не смел тебя обидеть.
Больше я в клуб не ходил. Миша изредка упоминал о том, как там обстоят дела, но в подробности личной жизни Карины не вдавался. А я не спрашивал. Быть может, боялся узнать, что она мне солгала и никакого поляка не существует…