Нюанс, едва не стоивший незадачливому шпиону жизни. Ибо к концу отпущенных на подготовку к самому аукциону дней народ несколько подустал, озлобился и шутки вовсе перестал понимать. И попытки коллежского секретаря, к тому времени уже получившего несколько плюх, объяснить свое любопытство, раскрыв инкогнито, восприняты были честными купцами не более чем военной хитростью подлого врага.
Александру Никитичу повезло, что убивать его никто особенно-то и не стремился. Поучили уму-разуму и напугали. Да так, что, выскочив из подвальчика, шпион, ног под собой не чуя и не разбирая дороги, помчался к моим дверям. Говорит, ему будто бы даже ножом угрожали, но в это верится с трудом. Кого попало к индустриализации края не допускали. Только добропорядочных туземных живоглотов и крохоборов. Коммерсантов, одним словом.
На том карьера разведчика Лещева и закончилась. Пришлось ему в обмен на мое обещание позаботиться о его личной безопасности до возвращения в Омск рассказывать и о том, какое задание от Дюгамеля получил и как именно намерен был его выполнить. Ничего нового для себя не услышал. Все вполне предсказуемо – чиновник должен был в первую очередь убедиться, что молодых нигилистов действительно нет в Томске. И уже во-вторых – вызнать, какие настроения у городских жителей, как относятся к строптивому губернатору виднейшие люди и нельзя ли организовать их коллективную жалобу генерал-губернатору. Также приветствовались и любые компрометирующие молодого начальника губернии сведения. Ведь не могло же быть, по мнению матерых чинуш Главного управления, чтобы тридцатилетний выскочка вовсе не воровал. А ежели таки ворует, значит, точно следы оставляет. Ибо неопытный.
Как я и думал, мое увлечение картами и «хождения» к Карине Бутковской за серьезные провинности не считались. Хуже было бы, если бы я вдруг лошадей начал коллекционировать.
Лещева спровадили на запад под охраной десятка казаков, и что он там, в Омске, докладывал практически сидящему на чемоданах генерал-лейтенанту, мне неведомо. Факт, что «настоятельные рекомендации» Дюгамеля в отношении моих областников вдруг прекратились. Я этому был рад безмерно и никаких грозных для себя предзнаменований не видел.
«Устройство и порядок управления». Прошлой осенью, подготавливая материалы к этому разделу отчета, Фризель не рискнул описывать деятельность нашего фонда. И правильно сделал. Год назад неясно еще было, к каким результатам это приведет. И, самое главное, как к этой инициативе отнесется государь.
Теперь стало можно. Небольшой эффект от резко возросшего энтузиазма чиновников был заметен и по итогам шестьдесят четвертого года. Но в следующем, шестьдесят пятом, успех метода стал совершенно очевидным.