Нет, начать все же придется с небольшого возражения. «Вспомните поездку Екатерины в Херсон»— это Кюстин говорит, как о доказанном, общеизвестном факте, о наших «потемкинских деревнях». Но невелика тут маркизова вина, когда мы и сами 200 лет спустя повторяем этот штамп. О котором здесь, предельно кратко:
1) К «саммиту» в Таврии Екатерины, австрийского императора и польского короля князь Потемкин действительно готовился, ну представляете, как обычно у нас делается к визитам большого начальства.
2) Дома вдоль дороги действительно были приукрашены, плюс разные там арки, гирлянды, картины (аналоги нынешних билбордов и уличных растяжек).
3) Элемент театральности во всем был, каким он и бывает на подобных демонстрациях, торжествах! Ведь, задумайтесь… теоретически, даже подносимый торжественно полуметровый каравай («хлеб-соль»), можно назвать: «потемкинским караваем», преувеличенным, приукрашенным, так как «в обычные-то дни — пекут в 5 раз меньшие караваи».
4) Но… самый-самый первоисточник этой легенды, саксонский дипломат Георг Гелъбиг(книга-памфлет «Потемкин Таврический»), писал ведь, что бутафорским был и Севастополь, куда доехали монархи и… новый флот, стоявший на рейде. Но этотфлот через пару лет воевал с турецким флотом и в нескольких битвах полностью разбил его, завладев Черным морем.
5) И главное. У фаворита и наместника князя Потемкина, можно сказать, «по определению» были враги… И Гельбигова легенда была обречена на успех.
Так что здесь разговор с де Кюстином может зайти вообще в мирно-философский диспут о… «о преукрашательстве, преувеличении, торжественности — вообще».
Другой интересный, умно-заумный кюстиновский тезис: «Писателей насчитывается по одному-два в каждом поколении… за немногочисленностьих почитают, но она же не позволяет им оказывать влияние на общество»…
То есть, писательская немногочисленность, не позволяющая влиять на общество? Не знаю, что ответить.
Еще один момент, по-моему, иллюстрирует саму суть проблемы «интерпретации». Днем был спор о Пушкине, и вечером де Кюстин добросовестно перечитывает переводы из Пушкина, обнаруживает заимствованную у Байрона и немецких философов «манеру описания вещей». Думаете, стоит «защищать» Пушкина, парировать, что и сам Байрон свои взгляды заимствовал, как известно, у Жан-Жака Руссо? Что Кюстин «очернив» Россию, бросился, «брызгая слюною» и на «наше все»? Нет, думаю, де Кюстин вполне добросовестно сличал переводы, и нашему пониманию пушкинских творений никак не помешает их принципиальная непонятность для иноязычных.