— Это на память, — сказала Доркас, — он будет зеленеть круглый год.
А в тот жаркий июльский день Пеггер прекратил копать, чтобы вытереть пот со лба своим красным платком, и воззрился на меня обычным суровым взглядом. Он на всех так смотрел.
— Вам нравится кладбище, мисс Джудит, — сказал он. — В этом вы похожи на меня. Когда я стою здесь, ворочая комья земли, то думаю о том, кто должен обрести вечный покой в этой глубокой темной могиле. Я ведь знал их всю жизнь… — В таких приходах, как Сент-Эрно, все друг друга знают…
Пеггер говорил замогильным голосом. Думаю, потому что всю жизнь провел при церкви. Он был церковным сторожем и могильщиком, как его отец. Выглядел он как ветхозаветный пророк — грива седых волос, окладистая борода, и благородное негодование относительно всех грешников мира, причем в эту категорию попадали все, кроме него и очень немногих избранных. Даже его разговоры звучали, как библейские тексты.
— Эта могила станет последним пристанищем Джосаи Полгрея. Он прожил шестьдесят и еще десять лет, и теперь предстал перед Создателем. — Пеггер сурово покачал головой, словно был невысокого мнения о шансах Джосаи Полгрея на том свете.
— Может, Господь не такой строгий, как вы, мистер Пеггер, — предположила я.
— Не кощунствуйте, мисс Джудит, — укорил меня он. — Следите за своими словами.
— Какой смысл, мистер Пеггер? Ангел, который записывает все мои прегрешения, знает, что у меня на уме независимо от того, выскажу я это или нет. Поэтому, если я что подумаю — это так же плохо, как если скажу. А как можно контролировать свои мысли?
Мистер Пеггер воздел руки к небу, видимо опасаясь, что я могу навлечь на свою голову гнев Господень.
— Ну да ладно, — успокоила я его. — Почему вы до сих пор не перекусили? Уже, должно быть, два часа.
На соседней могиле лежал еще один красный платок, очень похожий на тот, которым мистер Пеггер отирал лоб. В том платке, как я знала, была завернута бутылка холодного чая и пирог, который миссис Пеггер приготовила вчера вечером специально для того, чтобы муж взял его с собой на работу.
Старик выбрался из ямы, сел на бордюр у соседней могилы, развязал узелок на платке и достал свою снедь.
— Сколько могил вы выкопали за свою жизнь, мистер Пеггер? — спросила я.
— Больше, чем вы можете себе представить, мисс Джудит, — покачал он головой.
— А после вас, их будет копать ваш сын, Метью?
Метью не был старшим сыном, которому положено унаследовать сомнительную привилегию копать могилы для тех, кто жил и умирал в деревне Сент-Эрно. Люк, старший сын, сбежал, чтобы стать моряком, — факт, который ему, конечно же, никогда не простят.