Девушка-крупье, рискуя быть уволенной, перестает принимать ставки:
— Скорую, быстрее! Маргарите Александровне плохо!
Игра остановилась и на других столах.
Метрдотель в белоснежном костюме лежала на затоптанном полу казино без сознания.
Первым, кого она увидела, очнувшись, был Сергей Сергеевич. Он стоял прямо над ней, почему-то обмахиваясь долларами, сложенными веером. В лице у него не было ни кровинки.
— Возьмите и говорите, возьмите и говорите, — повторял он, как заведенный. — Говорите, что с ней. Говорите, что с ней. А! Очнулась. Правда, помог ваш укол. Возьмите, возьмите.
Он настойчиво совал кому-то купюры, а чья-то крошечная ручка в закатанном рукаве белого халата упрямо отталкивала деньги.
Рита огляделась: она лежала на диване в кабинете Нодара, а возле нее сидела доктор скорой помощи — пожилая карлица с детским, но сморщенным личиком и малюсенькими ножками, не достававшими до пола.
— Выйди, настырный, мешаешь! — карлица ткнула Сергея в бок розовым кулачком, и всемогущий босс, перед которым все трепетали, пятясь вышел из помещения, как побитая собачонка.
— Что со мной? — спросила Маргарита. — Меня заберут в больницу?
— Зачем тебе в больницу, пташка? — хихикнула лилипутка. — Токсикоз — не болезнь. Гуляй побольше — родишь благополучно.
— К-как — родишь? Кого?
— Мальчика. Или девочку. Может, двойню. А изредка и тройни случаются.
— Вы что, издеваетесь?
— Я, воробушек мой, полвека врачом отработала. Таких, как ты, через мои руки, — она растопырила свои кукольные пальчики, — прошла целая армия. Не сомневайся, цыпочка: ты с начинкой.
Это было для Маргариты как гром среди ясного неба. Беременность? От кого? От Георгия или Сергея?
Опыта в этих делах у нее не было совершенно, несмотря на возраст. Она не сделала в своей жизни ни одного аборта и панически боялась даже самого этого слова. Владимир, первый мужчина, научил ее предохраняться: она восприняла его уроки как леди, не выказывая признаков смущения. И следовала его советам.
А потом — раз забыла, другой пропустила, и все обходилось без последствий. Постепенно она и вовсе перестала беречься — и ничего. Шли годы, и сама возможность «подзалететь» стала для нее какой-то абстракцией: мол, это случается с другими, не со мной. Но вот — нежданное произошло. И надо было что-то решать.
— А… какой срок?
— Задери ножки, синичка, посмотрим, — врачиха натянула резиновую перчатку, которая была ей неимоверно велика. — Та-ак. Да всего-ничего. Разве что неделя. От силы — полторы. Не могу сказать точнее, твоего ребятенка пока даже ультразвук не разглядит. Я, лебедушка моя, самый большой мастер по ранней диагностике. А через месяцок-то любой доктор определит.