— Мы должны их поддерживать в возможно лучшем состоянии. Я рассчитываю, что через несколько дней мы вернемся к нашим работам.
Она закрыла клетку и бросила на него негодующий взгляд, который он не в силах был выдержать.
— Я думаю, — сказала она дрожащим от волнения голосом: — что лучше выпустить этих животных на свободу.
— Что вы этим хотите сказать, дорогая Алинь? Вы что-то такое вообразили? Итак, вы предполагаете?
Она с горечью проговорила:
— Вы разбили мой идеал. Моя вера в науку колеблется. Вера в вас уже исчезла.
— Вы жестоки, Алинь, — мягко протестовал он.
— Я до сих пор думала, что наука может наполнить жизнь. Я ужасно ошиблась.
Он напряженно улыбнулся.
— Позвольте, это неразумно. За такую мимолетную слабость, обычную для всех мужчин.
— А, мимолетную.
— Я вас слишком люблю. Вы мне внушаете слишком глубокое уважение, чтоб я говорил об этих вещах в вашем присутствии. Поверьте мне, я эту женщину нисколько не уважаю.
Она взволнованно возразила:
— Тогда зачем же вы даете ей посягать на ваш гений? Каким образом женщина, недостойная вас, может вас совратить с пути, который обещал вам такую известность!
— Но я вам повторяю, что вы приписываете ей больше влияния, чем она имеет в действительности! Я сумею взять себя в руки, когда захочу. Ученые или невежды в смысле инстинкта — одинаковы.
— Но, ведь, существует дисциплина духа!
— Да, я согласен, дорогая Алинь, и это даже единственное преимущество человеческого рода. Я хотел бы обладать им в высшей степени. Вы чувствуете, я сознаю свои слабости. Я очень огорчен. Будьте ко мне снисходительны!
Она поглядела на него глазами, в которых стояли слезы.
— Будьте сильнее, профессор! — умоляла она в порыве: — Подумайте, куда ведет вас эта женщина. Стряхните этот гипноз!
— Я постараюсь! Обещаю вам. Я понимаю, что она опасна и что надо избегать ее. Спросите у Мутэ, искренно ли я это говорю.
— Это так и есть, — подтвердил молодой человек, с удовольствием прерывая сцену, которая тяготила его: — Я уверен, что если б вы могли освободиться от этого наваждения, хотя бы на несколько дней...
— Ладно! Кончено! — энергично сказал Зоммервиль: — Я вам объявляю, что перестаю быть под башмаком у этого создания, что я уезжаю завтра утром, а через неделю возвращаюсь исцеленным. Я знаю, что эта женщина — искательница приключений, и, зная это, я все-таки не находил в себе мужества порвать и поставить ее на свое место. И подумать только, что мой сын может приехать не сегодня-завтра! Нечего сказать, хорошо? Неужели я никогда не сумею состариться? Выставлять на показ перед сыном свой блуд!.. А, нет! Нет!..