- Пащенко, идите, работайте. Вернется ваш командир. Не сегодня-завтра, вернется. Вадим, с комиссаром, воробьи стреляные, не из таких переделок выбирались. - Голос у комэска был глухой, надтреснутый и фраза прозвучала фальшиво. Техник ушел, а они продолжили молчать, размышляя каждый о своем. Виктор вспомнил, как сам искал аэродром в похожую погоду. Тогда спасло только чудо, врезаться в землю при таких условиях - раз плюнуть. Шубин мочал, только желваки перекатывались на темном, обветренном лице. Он попытался прикурить папиросу, однако только напрасно щелкал зажигалкой. Виктор увидел, что у комэска трясутся руки.
- Саблин, чего, тута, смотришь? - кажется, командир нашел крайнего. - Иди, изучай район боевых действий. Чтоб от зубов отскакивало, я проверю. Дожились, летчик в пяти километрах от родного аэродрома блукает…
Виктор, оставив Шубина одного стоять под мелким падающим снегом. А Вадим и комиссар так и не вернулись. Ни вечером, ни на другой день, ни через неделю. Их самолеты, словно навсегда исчезли в снежной пелене, что повисла над пустынной Донской степью. Они словно растворились в снегопаде. Война походя, мимоходом слизнула двух людей, ломая судьбы их родным и оставляя раны в душах друзей. От двух полных сил, здоровых летчиков остались только нехитрые пожитки и скупые строчки донесений. Через несколько недель про них все забыли, только Сашка Пащенко, молодой, но толковый техник, иногда замирал на полуслове, печально глядя на пустую самолетную стоянку…
Виктор гладил гимнастерку. Мысли у него при этом были самые мрачные: - “Вот там, в будущем, книжки пишут про попаданцев, засланцев там всяких, на войну. Они фашистов пачками бьют, Хрущева голыми руками насмерть забивают, девок у них куча и все красавицы. Почему ни один из писателей, не написал, что война эта жопа, что тут плохо. Еда здесь скудная и однообразная. Да плюньте мне в глаз, если я в будущем, сам, добровольно, стану есть макароны. Красавицы все в тылу, и туда, так просто, на выходные не съездишь. А те, что не в тылу, давно поделены начальством. Немцы, подлецы, пачками умирать никак не хотят, все сами норовят, тебя на тот свет отправить. И орденов не видать, вроде писали что-то штабные, куда делось. Да что там война, сама жизнь в сороковых не сахар. Теплого сортира, тут не водится и будет не скоро, а морозы сейчас стоят не слабые. Да что там сортира, банальной туалетной бумаги нет и газет мало…” Виктор так часто размышлял, накручивая сам себя от безысходности. Его первоначальные планы быстро прославиться растаяли как дым, а война перестала казаться веселой прогулкой за орденами. “Одежда… что дали, то и носи. И утюг этот, ни разу не “Tefal”. А ведь, если верить хозяевам дома, новейшая советская разработка, образца тридцать девятого года. Разработчик толи “Челябинский механический завод”, толи “Чугунно-литейный”, как еще расшифровать аббревиатуру ЧЛМЗ? Ну вот, не гладит, остыл, зараза”.