— Перестаньте. Что проку в законе, если он не может меня защитить?! Только нравственный закон внутри нас, пусть даже введенный искусственно, извне, может уберечь людей от них самих!
Некоторое время Эрвуд молчал.
«Может, он прав, черт возьми, — думал полицейский. — Мы не в состоянии покончить с преступностью, в лучшем случае едва сдерживаем темпы ее роста, а тут раз — и ни убийств, ни краж! Проделать такую штуку на законных основаниях едва ли возможно. Какой вой поднимут разные правозащитники: он покушается на святая святых — на свободу самим принимать решения!»
— Значит, вы решили заставить людей выполнять десять заповедей? — спросил он. — Почему же вы не начали с первой… «Не сотвори себе кумира», так, кажется?
— Я начал с главных: «не убивай» и «не кради». Сейчас я еще настроил аппарат так, чтобы сделать невозможным произнесение ложного свидетельства. Затем настанет очередь пьянства и азартных игр.
Барт поднялся с кресла, прошелся по комнате, разминая ноги.
— Вот что, Макгайр, — сказал он, резко повернувшись к хозяину. — Мне очень жаль, но вам придется поехать со мной в Управление.
— Вы меня арестуете? — упавшим голосом произнес тот.
— Скажем так: вы добровольно явитесь в полицию и сами все расскажете. Не заставляйте меня применять силу! Поверьте, это делается в ваших же интересах.
Когда они вдвоем вошли в кабину лифта, Барт сочувственно оглядел понурого, испуганного человека, этого непризнанного гения, задумавшего изменить мир, и только вздохнул про себя.
«Нет, — думал он, — нельзя допускать, чтобы моим сознанием манипулировал какой-то безумец…. пусть даже гениальный». Он торопился: нужно было успеть на ипподром к началу скачек. В последнее время Эрвуду начало чертовски везти в игре на тотализаторе.