— Становись под яблоню, господин хороший, — приказал Климову один из конвоиров, старший. — Дальше не пойдем.
Климов встал под яблоню. Старший удрученно поцецекал языком:
— Не годится. Не видно, куда стрелять.
Из расплывающейся мги сада вытаял чернобородый, сдвинул на затылок суконный шлем.
— Ну что?
Климов, услышав его голос, хрипло рассмеялся:
— Вы не то, чтобы провести войсковую операцию, вы даже толком расстрелять человека не можете, — издевательски произнес он. — Вояки — голые сраки! Принесите мне фонарь, я же просил!
— Он над нами измывается, товарищ командир, — возмущенно взвизгнул один из красноармейцев.
Чернобородый сдвинул шлем с затылка на нос.
— Напрасно ты так считаешь, беляк, — угрюмо проговорил он и выкрикнул, нехорошо напрягаясь лицом: — Принесите кто-нибудь фонарь!
Один из конвоиров закинул винтовку за плечо и спешно потопал в дом, через несколько минут вернувшись со старенькой, слабо помигивающей плоским пламенем «летучей мышью», приподнял ее, освещая пленника.
— Ну как?
Напарник привычно поцокал языком:
— Пока ты стоишь рядом с ним — видно, но когда отойдешь с фонарем аршина на три — по тебе стрелять можно будет, по нему — нет.
Красноармеец, державший в руке «летучую мышь», сплюнул под ноги.
— Такой стрелок, как ты, непременно пульнет по кривой: по беляку промажет, а товарищу всадит пулю в лоб.
— Р-разговорчики! — предупреждающе рявкнул чернобородый.
— Действительно, красноармейцы, чего базар устроили? — хрипло проговорил Климов. — Я же дважды предлагал — дайте фонарь мне, я подержу. Ну!
Красноармеец приподнял «летучую мышь» выше, осветил пленного. Климов нашел в себе силы выпрямиться и, держась рукою за ствол яблоньки, растянул рот в улыбке:
— Давай, говорю, фонарь! А ты, братец, — сказал он второму конвоиру, — ты заряжай ружье.
Красноармеец, вытянув фонарь в руке, обернулся к чернобородому:
— Товарищ командир, можно?
— Отдай фонарь, раз господин беляк требует. В конце концов не винтовку же отдаешь. Пусть поспособствует нашему революционному делу, поможет расстрелять врага свободной России.
Из ночи, из глубины степи, вновь принесся легкий ветер, обдал людей запахом прелой травы, смешанным с духом травы молодой, горечью прошлогоднего чернобыльника и оренбургской полыни, которая, как известно, прели не поддается. Климов взял из рук конвоира фонарь и осветил себя.
— Только в фонарь не попадите, — предупредил чернобородый бойцов, — иначе начальник тыла уши пообрывает. А я добавлю.
— Ну, давайте, стреляйте, — прохрипел Климов, поднимая фонарь еще выше. Бледное измученное лицо его сейчас было хорошо видно. — Чего медлите, людоеды красные?