Все ждут сигнала, чтобы подняться и ударить по советской власти.
— Вот им! — Давыдов ткнул кукишем в пространство перед собой.
— Не знаю, им или нам… Силы у них собраны большие.
— Какова конечная цель у беляков? Вернуть царя? Созвать Учредительное собрание?
— В точку попал, товарищ Давыдов: созвать Учредительное собрание.
— Лихо! — Давыдов покрутил головой. — Очень лихо! Значит, подпольные группы только ждут щелчка?.. Пхе! Разведкой у них командует все тот же лысый попик?
— Так точно. Отец Иона. Очень неглупый, замечу, человек. Опасный противник. Многие зовут его святым. В походе против нас собирается использовать икону Табынской Божией Матери. Икона чудотворная, ей поклоняются.
— Когда Дутов намерен выступить?
— Это неведомо никому. В том числе, по-моему, и самому Дутову.
— Его надо бы убрать до всех походов. Выдрать с корнем… Этого еще не хватало — подполье в Верном! Вот удивится товарищ Пятницкий, — Давыдов говорил, говорил, а думал о чем-то своем, далеком, находящимся за стенами этой запыленной комнаты.
— Надо убрать Дутова, я согласен. Но как? Вот этот вопрос я решить пока не могу.
— Решай, решай… Ты — человек умный, отважный, поэтому партия и доверила тебе это ответственное дело.
— В крепости у Дутова силы небольшие, всего пятьсот человек казаков, все без винтовок — плетками отстегать можно, но недалеко от границы находится генерал Багич, а это уже серьезно. Это — шесть тысяч человек. Из них хорошо вооружены — хоть сейчас в атаку, — две тысячи человек. Четыре пулемета и два новеньких скорострельных орудия. С такими силами можно хоть на Верный идти, хоть на Семипалатинск.
— Неплохо бы и на Багича накинуть мешок.
— На двух медведей сразу — исключено.
— И все равно надо поломать над этим голову, Касымхан. Иначе Дутов наши собственные сломает. Так что думай, друг, думай.
Когда Чанышев ушел, Давыдов отодвинул в сторону горбушку хлеба, револьвер, оперся о стол тяжелыми локтями и погрузился в свои невеселые мысли. Если Дутов бросит на территорию Советской России шесть тысяч человек — его не сдержать.
Он здесь все смешает с землей, с огнем, цветущий край превратит в сплошной могильник. Давыдов сжал зубы, услышал недобрый костяной скрип.
Надо было что-то придумать. Ясно одно — пока Дутов жив, пока ходит по земле, дышит и трескает по утрам яичницу с салом, — покоя не будет. А покой нужен, очень нужен.
Удалову повезло — он нашел Ергаш-Бея, затем снова побывал у Дутова, потом завернул в Джаркент и обо всем доложил Давыдову. Замолчал, глянул вопросительно на своего нового начальника и, со вздохом опустив голову, стал рассматривать потрепанные, в порезах и свищах головки кожаных сапог.